Олег Петрович-Белкин - Настоат

Как видите, мораль и «добро» слишком переоценены! Они произрастают из эгоизма, но никак не из вечных и непреложных истин, священных догм и законов, начертанных на небесных скрижалях. Нравственность – следствие эгоцентризма, а не любви к ближнему, как вам бы хотелось.

Пожалуй, это было неплохо! Энлилль в замешательстве – трудно возразить разуму с позиции веры. Впрочем, я не сомневаюсь, он найдет аргументы – всегда находил, и спор между нами никогда не утихнет. Я не хочу побеждать, я – за баланс, паритет, а потому дам ему время на размышление.

Доктор насмешливо аплодирует.

– Недурно вы натренировались за истекшие тысячелетия. – В голосе его одновременно звучит и язвительность, и уважение. – «Ученик никогда не превзойдет учителя, если видит в нем образец, а не соперника» – этим принципом вы руководствуетесь?

Добавлю-ка и я нотку иронии – смеяться мы тоже умеем:

– Разумеется! Правда, очень большой вопрос, кто из нас Учитель, а кто Ученик.

– Деменцио, поймите одну вещь: уподобление человека муравью – не просто глупо, но и преступно. – Ага, вот и долгожданный контрудар. Быстро же он собрался! – Человек – это целая Вселенная, микро-, а может, и макрокосм; он затмевает собой все мироздание! Так какое право мы имеем говорить о коллективизме, проводить аналогию с пчелой, колонией вирусов или термитом? Мысль – вот что создает личность; она – словно свет во тьме, путеводная звезда, принцип самоопределения и индивидуации. Мысль рождает сознание, а из него, в свою очередь, проистекает мораль и вся система нравственных ценностей. И покуда нет сознания – нет и морали. Так что будете сравнивать человека с осой или муравьем, лишь когда у тех появятся зачатки разума и интеллекта. А пока – не оскорбляйте природу двуногих! Человек – это личность, и для него преступно сбиваться в улей, утрачивая индивидуальность!

– Элоим… хм, в смысле, Энлилль. Простите, ненароком вспомнилось старое имя! Забыл, что вы, как и я, предпочитаете жить инкогнито, анонимно. Вот что я хочу сказать: вы – непревзойденный мастер манипуляции. Разве я когда-нибудь отрицал, что Человек – это высшее существо? Наоборот, я всегда утверждал его величие, богоизбранность… Что вы смеетесь? Да, именно так! Должно быть, вы путаете меня с Йакиаком – кажется, это он говорил нечто подобное в первой части романа: что вирус – это совершеннейшая форма жизни, индивидуализм – зло, источник всех бед и несчастий… Ну, в общем, вы поняли.

Я же сравнивал человека с муравьем лишь в одном, единичном аспекте, доказывая, что все сущее функционирует по единым законам – и коли мораль субъективна даже у тварей и гадов (никакого уничижения – ваша собственная терминология!), то у нас – и подавно.

Вот и все, что я хотел донести – а вы развели демагогию, схоластику, казуистику. Кто, как не я, сторонник раскрепощения человеческой личности, приверженец свободы воли – абсолютной, неограниченной и беспредельной, пускай для ее достижения порой и требуется вкусить от древа познания.

Я вам скажу больше – только не падайте в обморок: ограниченность духа рамками человеческого бытия – это величайшее благо, ибо оно позволяет нам не впасть в уныние от осознания того, что святой и преступник, жертва и убийца, праведник и садист в масштабах Вселенной – в сущности, одно и то же. Что́ было бы, коли мы с вами могли воспарить над землей и окинуть взором весь дольний мир – взором безоценочным и беспристрастным? Сколь малозначимым показалось бы нам зло и добро на одной, отдельно взятой планете! Кругом – черные дыры, квазары, галактики, нейтронные звезды, взрывы сверхновых – в общем, бесконечность времени и пространства. А вы говорите о каких-то моральных законах! Сомневаюсь, что есть разница между убийством человека и, например, съедением насекомого птицей, или поглощением инфузории-туфельки какой-нибудь амебой, гидрой или цианобактерией. С точки зрения Вселенной и вечности и то, и другое, и третье – мелочь, не заслуживающая внимания!

Великий Ахитектор поправляет белоснежные, сотканные из света одежды – видимо, готовится свернуть разговор. Я тоже устал – но надеюсь, эта беседа не будет последней. Слишком долго мы не общались – пора наверстывать упущенное, и когда-нибудь тень Ноэля исчезнет, испарится, перестанет тревожить нас своим незримым присутствием.

Доктор должен понять, что смерть Сына была необходима – да и сам Майтреа смирился с ней задолго до казни. Я уверен, что Ноэль давно простил нас с Курфюрстом и сейчас гуляет где-нибудь по ту сторону света, в заоблачных далях и высях. В его душе никогда не было горечи, презрения и злости – и в этом он разительно отличается и от меня, и от Энлилля.