Олег Петрович-Белкин - Настоат

– Знаете, Эосфор, в чем ваша проблема? – тихо, едва слышно шепчет Великий Архитектор. – В том, что вы пытаетесь казаться циничнее, чем есть. Все эти рассуждения о единстве добра и зла, их принципиальной неразделимости, отсутствии объективной истины – все это противоречит вашему повседневному опыту и поведению. Теория расходится с практикой, понимаете?

Вот, например, убийства, произошедшие в Городе, – неужто вам нисколько не жаль жертву? Мне сложно поверить… При всех своих недостатках – а их уйма, великое множество! – вы удивительно сентиментальны. И, возможно, разумом убеждаете себя, что добро и зло суть одно и то же, две половинки единого целого, однако на уровне чувств и эмоций вы безошибочно отличаете их друг от друга.

Разве не так? Разве не горит в вас огонь праведного гнева по отношению к тому, кто посягнул на Божье создание – ни в чем не повинную девушку? Я сомневаюсь! Если, конечно, убийца – не вы. Однако и в этом случае вас наверняка мучили бы угрызения совести.

Глубоко! Я всегда знал, что Архитектор видит меня изнутри, со всеми моими слабостями и пороками. В первую очередь, я Человек – как и его Сын, как и Он сам, и только затем – нечто большее.

– Нет, Энлилль! Убийца не я… Кровь допустимо проливать лишь в случае политической или метафизической необходимости – как было, например, с Ноэлем Майтреа. Иначе никак. Кровопролитие оправданно лишь ради высоких целей и идеалов, и только история может требовать подобные жертвы. Где-то читал: «Смерть одного – катастрофа. Сотня тысяч смертей – статистика». И то правда!

Доктор, ничто человеческое мне не чуждо, и девушку искренне жаль. Но не могу сказать, что я был потрясен. Убили – и убили; неприятно, но надо идти дальше.

А скажите – ради интереса: кого вы подозреваете? Кроме меня, разумеется, ибо обо мне у вас всегда было предвзятое мнение.

– Вы правильно угадали: первый кандидат – именно вы; второй – Курфюрст; третий – к сожалению, Настоат…

– Почему к сожалению? Уже успели так сблизиться? Обычно пациент подпадает под влияние доктора, а у вас произошло обоюдно… Уверяю: я и Курфюрст невиновны. Даю слово. А что касается Настоата – я чувствую, в нем живет Тьма и Забвение, однако не думаю, что именно он – тот самый убийца. Слишком мелко для него… Он скорее уничтожит весь Город, нежели убьет одного человека.

Многие подозревают Ламассу – например, Йакиак и Иненна. Но и тут, я думаю, мимо: бесспорно, пес имеет отношение к произошедшему, однако сомневаюсь, чтобы он нечестиво поднял лапу на беззащитную девушку.

А что насчет вас, доктор? Представьте, какова была бы развязка: низвержение непогрешимого кумира… Скажу честно, меня бы разочаровал подобный исход событий. Слишком долго вы были моим идеалом, чтобы в конце концов оказаться заурядным убийцей. Нет, так быть не должно – иначе у Города нет надежды, нет будущего, нет ни единого шанса…

Остается всего три кандидата: Иненна, Йакиак, Дункан. Иненну я отметаю – силенок не хватит, да и мотива нет никакого… Разве что ревность? Но кого к кому – непонятно.

А вот Дункан и Йакиак – да, это возможно! Энлилль, подумайте, кто больше всех выиграл от убийства? Cui prodest? Cui bono? [74] Кому выгодно? В чьих интересах? (лат.). Уж точно не мы с Курфюрстом – и не Настоат. А вот Начальник следствия – безусловно; так же, как и его подчиненные. Теперь он в центре внимания, делает вид, что распутывает дело, даже – скажу по секрету – отказывается фабриковать улики. Мол, смотрите, какой я честный и неподкупный! Мне кажется, его конечная цель – обвинить нас с Курфюрстом. Поэтому он и не желает арестовывать Настоата.

А Йакиак, должно быть, исполнитель убийства. Негоже самому Дункану пятнать руки кровью, а Малыш – превосходный сотрудник, и ради начальника, не задумываясь, сделает все что угодно. Хотел бы я себе такого подчиненного… Что скажете, доктор? Как вам моя версия?

Энлилль молчит, погруженный в тяжкие размышления. Непростую задачку я ему подкинул!

А я пока отвечу на твои вопросы, Читатель! Ты, наверное, думаешь: какая нелепость! Как Дункан может быть убийцей, коли он наедине с собой, в собственных мыслях не раз говорил, что приложит все возможные и невозможные усилия для разоблачения преступника. То-то и оно, дорогой друг! Не кажется ли тебе его праведный гнев несколько фальшивым, лицемерным… Наигранным, что ли… С чего ему так сокрушаться? А все объясняется просто: как и я, он догадывается о твоем незримом присутствии – потому и думает, словно праведник, дабы отвести от себя подозрения. Аккуратно, приятель, – Дункан тобой манипулирует! Будь осторожен, не попадись на его хитрость!