Наталья Александрова - Черное Рождество

Там они увидели следующую картину.

Под окном, кряхтя и держась за голову, сидел Саенко, повторяя с выражением обреченным и виноватым:

– Убег! Убег, стервец! Убег, подлая его душа!

– Как же ты его проворонил?! – выкрикнул в сердцах Горецкий.

– Ох, ваше сковородне, татарка меня по голове оглоушила, мудрено, что не убила! Ох и подлый же народ… – Хватит причитать! Потом расскажешь, что за татарка… Куда он побежал-то?

– Да вот, – Саенко махнул рукой.

Борис бросился в указанном направлении, следом за ним припустил Колзаков.

Сильверсван и Горецкий несколько отстали. Не пробежав и ста метров, Борис увидел женскую фигуру, склонившуюся над распростертым на земле телом и, похоже, обшаривающую его. Увидев, а скорее, услышав подбегающих людей, женщина поднялась и бросилась бежать. В этой женщине, одетой как все татарки и закутанной кисеей до глаз, было что-то странное – она была слишком широкоплечей, коренастой, и татарское платье сидело на ней неловко.

– Стой! Стой! – закричал Борис, вытаскивая револьвер. – Стой! Стрелять буду!

Женщина убегала, не обращая внимания на окрики. Рядом хлестнули друг за другом два револьверных выстрела. Беглянка споткнулась и упала. Борис оглянулся и увидел Колзакова с револьвером в руке.

– Убежала бы, – извиняющимся тоном пояснил капитан.

Борис махнул рукой и остановился, не зная, к кому спешить первым – к таинственной татарке или к тому телу, которое она обшаривала. Остановившись на втором варианте – татарка была если не убита, то тяжело ранена и убежать не могла, – Борис вернулся назад. Возле лежащего на земле человека уже стояли Горецкий и Сильверсван. Как и следовало ожидать, на земле лежал лейтенант Ткачев. Был он, по-видимому, тяжело ранен, хриплое и неровное дыхание еще вздымало его залитую кровью грудь. Горецкий встал на колени, расстегнул китель и осмотрел страшную ножевую рану. Ткачев застонал, глаза его закатились, он судорожно дернулся и затих.

– Мертв, – констатировал полковник. – Зарезан. Думаю, он убит из-за этого.

– Горецкий осторожно вытащил из-за пазухи лейтенанта увесистый замшевый мешочек, залитый кровью.

– Что это? – удивленно спросил Сильверсван.

Горецкий развязал шнурочки и высыпал на ладонь горсть сверкающих, переливающихся, разбрасывающих искры живого многоцветного огня камешков.

– Бриллианты, – невозмутимо сообщил Аркадий Петрович, – они и были причиной всех убийств.

– А кто же эта женщина? – Борис развернулся и быстро зашагал ко второму телу, лежавшему неподалеку.

Женщина стонала и пыталась уползти в кусты.

– Я не уверен, что это женщина, – сказал Горецкий, нагоняя Бориса, – вы обратили внимание, как она бежала? Женщины так не бегают, они привыкли носить длинное платье и бегут мелкими шажками, а эта… этот человек все время спотыкался, видно было, что платье ему мешает.

Действительно, наклонившись к лежащему человеку и сдернув кисею с лица, Борис увидел короткие усики и маленькие близко посаженные глаза.

– Старый знакомый! – произнес Горецкий. – Рад видеть вас в таком беспомощном состоянии, товарищ Макар!

Человек в женском платье облизал пересохшие губы и тихо проговорил:

– Я умираю. Дайте пить… – Нет, вы пока не умираете, – равнодушным голосом произнес Горецкий и показал раненому окровавленный мешочек, – а если вы хотите пить – расскажите мне все, что вы знаете про эти бриллианты и про лейтенанта Ткачева.

– Все равно… я умру… эти бриллианты послали с верным человеком в Новороссийск… чтобы купить оружие… – Товарищ Макар замолчал, дыхание его стало редким и прерывистым.

Горецкий снял с пояса фляжку, поднес к губам раненого. Тот немного отдышался, прикрыл глаза и продолжил:

– Наш человек исчез… Потом передали, что он убит… Он должен был связаться в Новороссийске с лейтенантом… Я подумал, что лейтенант и убил его… Я видел Ткачева один раз, здесь увидел снова… Бриллианты у него… – Раненый замолчал, видимо потеряв сознание.

Горецкий выпрямился и сказал Борису:

– Борис Андреевич, голубчик, отнесите его с капитаном в дом, он еще придет в себя, раны не такие опасные.

– Я целил в плечо, – вставил Колзаков.

– Думаю, что и попали в плечо, – согласился Горецкий, – если бы в сердце, то он бы уже умер.

Раненого отнесли в дом, где ожидала уже Юлия Львовна. Мельком взглянула ока на залитое кровью татарское платье, выбрала себе в помощники Сильверсван я Колзакова, а Борису указала на дверь, чтобы не болтался под ногами. Борис вернулся к тому месту, где лежал труп Ткачева. Саенко с двумя солдатами уже смастерили носилки из двух оглобель и старого одеяла. Борис помог нести тяжелое тело. Покойника положили под навес во дворе и прикрыли одеялом.