Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

Нельзя было прямее сказать, что Меркулов женился ради карьеры, но, странное дело, припомнив выражение лица Андрея Кирилловича, когда он увидел Осоргина на вокзале, Михаил уже не был так уверен, что тут замешан только расчет.

— Многие думали, что жених быстро раскается в своем выборе, но шло время, и он с Натали казался почти безупречной парой. Я говорю «почти», потому что не верю в то, что бывают пары вполне безупречные…

Поди ж ты, философствующий сморчок. Правда, оно и неудивительно — с богатым опытом госпожи княгини, который был написан на ее лице.

— Разумеется, ходили кое-какие слухи, — подала голос Вера, которая до того словно устранилась из беседы и предоставила говорить своей знакомой. — Неблагоприятные для Натали, но их вроде бы ничто не подтверждало. А потом явился Осоргин.

— О да! — Княгиня хищно оживилась и задвигала тощей шеей. — Разумеется, Натали пыталась делать вид, что ничего не происходит, но генерал держался начеку, и когда его бедолага-адъютант придрался к какому-то пустяку и вызвал Григория Александровича на дуэль… тут даже самые недогадливые сообразили, что дело нечисто. На дуэли история в некотором роде повторилась — адъютанту повезло не более чем брату Натали…

— Должен признаться, княгиня, — сказал Михаил, сделав над собой усилие, — я не вижу ничего хорошего в том, что из-за… из-за интрижек Натальи Денисовны уже дважды погибали совершенно посторонние люди.

— Ах, он ее осуждает! — в восторге закудахтала княгиня, обращаясь к Вере так, словно Михаила тут не было или он не мог слышать ее слов. — Как это мило! Как бесполезно, — прибавила она совершенно другим тоном, посерьезнев на глазах. — Милый мальчик, — Михаила передернуло еще сильнее, чем тогда, когда редактор назвал его «батенькой», — запомните: Натали такая, какая есть, и пытаться переделать ее бессмысленно. Ее брат отлично понимал, что может умереть, и тот адъютант — тоже. Ну и, правду говоря, князь Вязмитинов вовсе не был обязан дать себя убить на дуэли, и то же самое можно сказать о господине Осоргине.

— А что стало с князем? — спросил Михаил, чтобы переменить разговор.

— Он давно и счастливо женат, — ответила княгиня. — На бесприданнице, правда из очень хорошей семьи. Когда он отверг несколько блестящих партий, все решили, что он метит очень высоко и кончит тем, что женится на какой-нибудь немецкой принцессе, но он поступил иначе. У него уже восемь детей, и я крестила его старшего сына.

Она углубилась в воспоминания и, увлекшись, стала перечислять всех своих крестников, заодно припоминая их родителей и разные подробности их жизни. Михаил не перебивал свою собеседницу, предоставив ей плыть по волнам памяти. Вера Вильде тоже молчала. В Бадене писатель попрощался с дамами и отправился в читальню, чтобы узнать последние новости. Хорошенькая цветочница — та же, которую он не раз видел в кафе Вебера, — предложила ему купить у нее цветы, но он отказался. Как раз когда Михаил вошел в читальню, начал накрапывать дождь, а в гостинице «У золотого рыцаря» завязался один весьма любопытный разговор.

— Нет, ты не пойдешь сегодня читать свои глупые газеты, — сказала Глафира Васильевна. — Что за манера — все время убегать, когда ты мне нужен? И что такого важного может быть в газетах?

Ее супруг нахохлился.

— Так ведь… мексиканский император!

— Это который Максимилиан, что ли? Петр Николаевич, ну где Мексика, а где мы? И зачем тебе какой-то австрийский эрцгерцог, которого Наполеон посадил на мексиканский трон…

— Недавно сообщали, что дела его плохи, — сказал Петр Николаевич, драматически понижая голос. — Некоторые даже уверяют, что вся страна за республиканцев и что без поддержки извне Максимилиан не продержится. А ведь Наполеон ему больше не помогает.

— Ах, боже мой, какие глупости! — запричитала Глафира Васильевна, вконец расстроенная. — Даже если его свергнут, ну что такого? Сядет он на корабль и вернется в Вену. Наполеону, конечно, должно быть стыдно, что он людей втягивает в такие авантюры, но он же француз, ему стыд неведом… Почитаешь потом свои газеты, Петр Николаевич, а мне с тобой надо посоветоваться.

— О чем, душенька?

— Нет, ты садись, не стой, не мозоль глаза… Лукерья! Лукерья, где сейчас барышня?

— У себя.

— Да я знаю, что у себя, а занята она чем?

— Книжку читает.

— Что за книжка?

— Да я не знаю, барыня. Толстая такая.

— То-олстая! — передразнила служанку Глафира Васильевна. — Тоже мне, нашла что сказать…