— Но есть также Цидама в Сирии, и это снова приводит нас в Джебель-Гафар.
— А почему эта девушка преподнесла тебе подобный подарок?
— У меня есть надежда, — проговорил Филипп.
— Ты влюблен в нее?
— Ее образ все время стоит у меня перед глазами. С тех пор как я увидел ее — не могу забыть. К несчастью, это лишило меня поддержки эль-Кассема. Он осудил мое решение следовать за ней любой ценой и уехал. Уговорить его было невозможно. Поэтому мне пришлось действовать в одиночку, без чьей-либо помощи. Несколько раз я был на грани провала. Единственная моя боль — это гибель Еноса бен-Гада. Если бы эль-Кассем был рядом, возможно, ее удалось бы избежать. Но я все равно убежден, что действовал наилучшим образом, и на моем месте ты поступил бы так же.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Десмонд Гаррет. — И доказательство тому — сейчас ты со мной и спас мне жизнь.
Филипп перевел взгляд на горизонт и заметил, что небо на востоке слегка побледнело.
— Но зачем ты усеял мой путь нелепыми препятствиями? Зачем обращался со мной как с ребенком?
— А ты не понимаешь? Филипп, я гораздо старше тебя, хотя пустыня и сохранила мое тело стройным, крепким и выносливым. Я мог погибнуть на своем пути и искал человека, который подхватит мое знамя и доведет до конца задачу — уничтожит седьмую могилу. Ты, Филипп! Я хотел, чтобы ты стал последним охотником, но ты был далеко. Далеко во времени, в пространстве, в чувствах — как я мог приобщить тебя к этой миссии? Как мог подготовить к ней твой разум и твое тело? Преподать тебе эту тяжкую науку? И я решил начертить для тебя трудный маршрут на случай, если ты решишь последовать за мной. Раз тебе удалось, значит, дело моей жизни не напрасно.
— Но я тоже мог погибнуть. Это ты учел?
— Да, — кивнул Десмонд Гаррет. — И все же принял такое решение: я думал, что большинство людей умирает, прожив пустую жизнь. Я был уверен, что, когда ты поймешь, какой путь я начертил для тебя, пусть непростой и тернистый, ты пойдешь по нему, рискуя жизнью, полюбишь его, он пленит и покорит тебя. Я сделал так, потому что уважал тебя, сын, потому что верил в тебя больше, чем в кого бы то ни было. — Он положил руку ему на плечо, и Филипп накрыл ее своей ладонью и сжал, впервые в жизни. — Ты сказал, что у тебя есть надежда, — снова заговорил отец. — Полагаешь, что та женщина намеренно оставила свое украшение на дне твоей сумки, назначив таким образом встречу в Джебель-Гафаре? На это ты и надеешься, ведь так?
Филипп кивнул.
— Такое возможно и напомнило мне другую историю — об Иосифе Прекрасном, спрятавшем серебряную чашу в мешках с пшеницей, купленных его братьями в Египте, чтобы потом обвинить их в краже и удержать у себя пленником Вениамина. Есть множество других причин, по которым она хочет завлечь тебя в те места. Будь осторожен.
— А ты недоверчив. — В голосе Филиппа прозвучала досада. Он вспомнил о матери. Десмонд Гаррет в это мгновение тоже вспомнил о своей утраченной супруге, и между отцом и сыном выросла стена молчания.
— Кто был тот человек в помпейском доме? — спросил через какое-то время Десмонд Гаррет.
— Этрусский прорицатель, единственный выживший после ужасного происшествия, столь ужасного, что я не могу подобрать слов для его описания.
— Он стал свидетелем сверхъестественного явления…
— Да. И знаешь, что его спасло? Звук систра. Инструмент находился там же, в его доме под землей, и висел над дверью таблинума.
— Боже мой, — сказал Десмонд Гаррет, — но тогда…
— Да, это так. «Колокольчики землетрясения» оказались не чем иным, как звуком этого систра. Тем самым звуком, что ты пытался воспроизвести в музыкальной шкатулке… почему?
— Не знаю. Я услышал этот звук однажды ночью во францисканском монастыре и с тех пор не знал покоя. Понял, что непременно должен найти источник этой мелодии. Я спускался в подземелье во время землетрясения и следовал за ней из одной галереи в другую, пока не осознал, очутившись перед той стеной, что с другой стороны — пустота и звон исходит оттуда. Но я не мог продолжить своих поисков. Поднявшись на поверхность за подходящим инструментом, я получил известие, что твоя мать больна… Где сейчас этот систр?
— У меня, — ответил Филипп, сунув руку во внутренний карман куртки, но в тот же миг на лице его появилась досада. — Боже мой, — произнес он, — форменный китель!
— Не говори мне, что… — начал отец, но не успел закончить фразу.
— Десмонд Гаррет! — раздался откуда-то сверху пронзительный голос, эхом отражаясь от скал Петры.
Читать дальше