Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

Кони стали у крыльца главного дома. Тут же подлетел дворовый мальчишка и распахнул для барина дверцу. Платон вышел и сразу спросил:

– Барыня где?

– Она на шахте, еще не возвращалась, а барышни в Солиту поехали, смотреть на новый дом, – обстоятельно объяснил паренек.

– Скажи на конюшне, чтобы мне Гермеса оседлали!

Расплатившись с ямщиком, Платон взбежал по ступеням крыльца и отправился в свою спальню. Толкнув дверь, он сразу понял, что комната изменилась: на туалетном столике лежали гребни и щетки с малахитовыми ручками, а у самого зеркала стояла такая же круглая шкатулка. Затаив дыхание, Платон приподнял украшенную золотой бабочкой крышку, и сразу уловил нежный запах. Внутри лиловым пухом рассыпались засушенные головки фиалок.

– Господи, спасибо! – обрадовался он.

Быстро разыскав в шкафу охотничий сюртук, он натянул высокие сапоги и спустился вниз. Гермес уже горячился у крыльца, считая ниже своего достоинства подчиняться дворовому мальчишке. Увидев хозяина, конь тихо заржал и потянулся к нему.

– Вези меня к своей хозяйке, старина, – попросил Платон и вскочил в седло.

Проскакав по широкой дуге, Гермес, вылетел со двора и свернул на липовую аллею. Миновав овраг, князь взял левее, и, объезжая сжатые поля, направился к темнеющему на горизонте перелеску. Он не погонял коня, но тот, чувствуя нетерпение хозяина, сам летел изо всех сил. Наконец они свернули на просеку и через пару минут остановились у шахты. Здесь оказалось на удивление тихо. У коновязи ожидали седоков три коня, а у платформы, где обычно выгружали соль, беседовали Марфа и Татаринов, больше никого не было. Услышав стук копыт, оба управляющих обернулись. Узнав хозяина, Татаринов приветственно помахал рукой, а Марфа даже сделала что-то вроде легкого реверанса.

– Добрый вечер, – поздоровался Платон, он спрыгнул с коня и подошел к управляющим, – а где княгиня?

– Она за щенком спустилась, ваша светлость, – объяснил Татаринов. – Мальчишка, что за ним смотрит, вновь упустил собаку, вот Ричи и прибежал за хозяйкой. Он ее по запаху всегда находит. Я предлагал поймать щенка, да Вера Александровна говорит, что он мне в руки не дастся.

– Понятно, – кивнул Горчаков и, посмотрев на большое металлическое кольцо с ключами в руках у Марфы, уточнил: – это от здешних дверей?

– Да, но нужно будет только замкнуть спуск в шахту. Все кладовки и сараи уже заперты, завтра здесь никого не будет, все работают в поле.

– Оставьте мне ключи, а сами езжайте отдыхать, – предложил Платон. – Я спущусь за княгиней и помогу ей, а потом мы вместе вернемся в Хвастовичи. Когда своих коней забирать будете, Гермеса привяжите, пожалуйста, рядом с Ночкой.

– Хорошо, – кинув выразительный взгляд на Татаринова, с готовностью согласилась Марфа. Управляющий намек понял: он тут же забрал из рук князя повод и повел Гермеса к коновязи. Платон уточнил у Марфы:

– Фонарь там есть?

– Даже два: большой – на шесть свечей – внизу в первой камере у лестницы стоит, а ручной княгиня с собой взяла.

Платон подошел к зияющему жерлу шахты. Теперь вход в нее был защищен высоким навесом, всю землю вокруг забрали дощатым настилом, а в темную глубину убегала крепкая лестница с перилами из тонкого бруса.

– Умница моя, – пробормотал Платон, восхищаясь деловой хваткой своей жены.

Он спустился вниз. Тяжелый кованый фонарь у основания лестницы освещал большое помещение с сероватыми стенами. Три туннеля зияли чернотой на противоположных стенах. Платон вгляделся во тьму, пытаясь различить огонек фонаря, но ничего не увидел.

– Велл!.. – закричал он. – Ты где?

Из левого туннеля донесся далекий лай собаки, а следом отозвался чуть слышный голос жены:

– Я здесь!..

Вынув из фонаря одну свечу, Платон шагнул к левому туннелю и вдруг почувствовал под ногой что-то мягкое. Он пригляделся и увидел, что у стены лежит кусок жареного цыпленка. Две толстенькие ножки и остаток хребта расплющились под его сапогом, а верхней части у цыпленка не было.

«Ричи откусил, – определил Платон и улыбнулся, но тут же спросил себя: – Интересно знать, кто же это жареными цыплятами в шахте разбрасывается? Явно не мужики!»

Он уже хотел свернуть в туннель, когда над его головой что-то зашипело, а потом затрещало. Платон поднял голову, и ужаснулся: выскочив из туннеля и огибая камеру с двух сторон, вдоль потолка змеились струи огня. Пламя плевалось искрами. Такое Платон видел не раз, да только это всегда было на войне. Так по запалу к пороховым зарядам бежал огонь.