Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

Но рекомендации не мой стиль, я молчу. Каждый, должен жить своим умом. Политики с попами этим правилом не пользуются, а зря. Им все время кажется, что все живут неправильно, не так как надо. И они учат нас жить, забывая, что их самих некому учить. В итоге мир уже превратился в болото никому не нужных советов, над которым развевается большой, многоцветный флаг человеческой глупости.

Количество ее таково, что с каждым новым проповедником критическая масса вот-вот может случиться. И тогда, все наше общество: с доктринами, нотами протеста, кодексами чести, рекламой, святыми угодниками, всеобщим враньем, выложенным добрыми намерениями, фондами спасения людей от самих себя, подслушиванием, скандалами, коррупцией и прочими изобретениями, рванет, как передутый шарик. А после, на фоне фонарных столбов с фигурками прошлых святых выползет новый блаженный, который пробормочет первый совет, приближая и без того близкий конец света. Мне кажется, что участвовать в этом глупо.

Любитель зажигательного рококо выдерживает стиль: не выражает ко мне никакого интереса. Жизнь его мало интересует, он перешел в другое измерение – пошлых фотографий и эротических, опоздавших лет на тридцать, иллюзий.

– Салют!– доброжелательно говорю я, – Как дела?

– Что надо?– он нелюбезен, этот затхлый старьевщик с длинным волосом. Я отрываю его от дел. Сам по себе факт моего существования в этой Вселенной его раздражает. Так же, как пятно на скатерти раздражает помешанного на чистоте.

– Кое-кого ищу, – я продолжаю ослепительно улыбаться. Он по- рачьи приподнимает глаза над стойкой и остро шутит.

– Неприятностей?

– Ты будешь смеяться, мек. Но я ищу человека.

Со вздохом отложив журнал, археолог-любитель откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. Понятие «человек» ему не знакомо, оно из другой реальности. Из всех существ, которых он видел ни одно не подходит под это определение. Я уверен, что в верхнем ящике его стола лежит что-нибудь огнестрельное. Универсальный переводчик на любой язык, в случае неприятностей с незнакомцами.

«Он ищет человека, надо же!» – читается в его глазах. Мои желания ставят в тупик. Он не намерен слушать. Замыкается в себе. Тянет резину. Презрительно меня разглядывает. Его мозг замыкает. Я внушаю ему подозрения. Последний раз, когда тут кого-то искали, был большой шум и куча полицейских машин.

-Девушка, смуглая в очках. Волосы рыжие, – с именем и фамилией я расстаться не спешу. На такую информацию, у таких типов как мой собеседник обычно сразу же отрицательное мычание. С этим ничего не поделаешь, обычный трущобный рефлекс, имена почти номера паспортов. Ничего не знаю, ничего не вижу…. И только когда описываешь внешность только тогда, они изображают мыслительный процесс. Морщат эмбриональный лоб и поднимают глаза в потолок, будто там написано то самое вранье, которое они на тебя выльют.

-Не знаю такую, – информирует мой собеседник голосом золотаря, упустившего бутерброд в выгребную яму.

-Напрягись, чемпион, оно того стоит,– советую я, и он начинает напрягаться. Краснеть, дуть губы. Такие ужимки я проходил тысячу раз. Сейчас он скажет грубость, нахамит мне, я ему отвечу и мы сцепимся. Милая перспектива. Чтобы избежать этого, я действую по методу Мастодонта, а именно: обхожу стойку и ногой зажимаю руку, которую хвостатый мерзавец успел сунуть в верхний ящик стола. Всегда относился с недоверием к мужикам с длинными волосами, от них можно ожидать любой подлости. И мой собеседник не исключение. Он шипит от боли, подкатывает глаза цвета снулой трески и гримасничает.

– Больно, больно, – ноет он.– Ты сломаешь мне руку.

– Не переживай , малыш, – успокаиваю я, и давлю сильнее , – для того, чтобы передернуть у тебя останется другая клешня.

Мой гуманизм его нисколько не трогает, он продолжает выеживаться, пока не затихает, схваченный за волосы. Кстати, за сальный хвост я его хватаю с определенным чувством брезгливости.

Лицо у него становится цвета вареной баранины и он, наконец, начинает лепетать.

-Если вы ищете Марту, то она в номере «4б»,– хрипит он. Я милостиво отпускаю несчастного мерзавца, предварительно обшарив ящик, в который, как в капкан, попала его рука. Так и есть, шпалер! Эту хлопушку я конфискую, а еще отбираю у портье телефон. Так, на всякий случай. Мне совсем не улыбается, спустившись вниз встретить его приятелей по клубу.

Оставив мерзавца без средств связи, я внимательно осматриваю приобретенный пугач. Не то, чтобы я особенно разбирался в оружии, трофей меня интересует с чисто практической точки зрения. Меня беспокоит дыра в котелке Мейерса. Не хотелось бы заиметь подобное украшение в моем возрасте. Оно мне ни к чему. Вот тяжесть в руке успокаивает. Небольшой черный пистолетик, из тех, что называют дамскими. Удобная штука, если не хочешь им светить. Калибр шесть тридцать пять. Помещается в кулаке. Интересно, есть ли у портье разрешение не него?