Валентина Седлова - Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон

Вот уже полчаса Лесничий наблюдал за тем, как Кристина «по полной шкале» дает выход своим бурным эмоциям. В последнее время это стало происходить довольно часто, даже чрезмерно, на взгляд Ивана. Мысленно сравнивая любимую женщину с вулканом в период извержения, он добросовестно пытался вникнуть в очередную проблему, из-за которой разгорелся сыр-бор.

— Ты не понимаешь: я же истощилась в художественном плане! Все, что я делаю — это сплошная халтура и плагиат, да к тому же у самой себя! Помнишь жар-птицу?

— Ну, помню.

— Я ее уже в четвертый раз рисую. В четвертый! Сначала картина на стену, потом покрывало, а теперь уже второй халат в восточном стиле! Дались им эти халаты!

— Но если она заказчикам так нравится — что ж поделать?

— Я чувствую: еще немного, и я просто порву все исходные эскизы на хрен, чтобы не работать по заданному клише. Пусть лучше каждый раз будет что-то новое.

— А что тебе мешает просто отложить их в сторону? Зачем сразу рвать? Просто сделай новые, на которые у тебя еще глаз не замылен и рука не набита. Когда надоедят, как эти, снова меняй коллекцию.

— Такое впечатление, что ты меня совершенно не слушаешь! Я же тебе второй час русским языком объясняю: у меня больше нет новых идей! Нету!!! Все, колодец пересох, вдохновение отправилось на покой. Я — творческий ноль, ничто, пустота! Таких ремесленников, поденщиков от искусства, как я — пруд пруди! Я не способна привнести в искусство что-то новое, живое, свежее. Одни штампы, да и те затасканные.

— Кристя, поверь мне: ты себя принижаешь. А вторая персональная выставка? А клиентура, от которой отбоя нет? А совместная работа с не последними, надо сказать, модельерами? Мало кто может похвастаться таким стремительным взлетом за какой-то год! Сама подумай: всего за год, один короткий год!

— Ну и что? Это только звучит громко, а на самом деле… Ну, подумаешь, выставка! Выставить можно что угодно, но это не означает, что на экспозицию стоит смотреть. Клиентура — она и есть клиентура, у нее художественный вкус не развит. А совместной работе с модельерами я целиком обязана твоей сестре: без Ольги со мной никто бы возиться не стал.

— Но мне же очень нравится все то, что ты делаешь! И я не лукавлю, ничуть. Ты меня знаешь — если меня что-то не радует, я сразу об этом говорю.

— Ванечка, при всем моем уважении к тебе, я не слишком высоко ставлю твое мнение по данному вопросу. Ты не профессионал, и не можешь реально оценить мой труд. Посмотри на себя: ты же человечков до сих пор чертишь по принципу «ручки — ножки — огуречик», как трехлетний ребенок!

— А ты полагаешь, что все критики должны рисовать, как Ван Гоги?

— По крайней мере, они четко знают критерии истинной красоты. А Ван Гог, к твоему сведению, был безумцем, поэтому твоя параллель с критиками явно неудачна.

— А я повторяю, что никакой критик не может заявить: «Я знаю, как надо». Кристя, то, чем ты занимаешься, это же не математика, не физика, здесь строгих канонов нет и быть не может! Ведь сама посуди: в противном случае искусство было бы статичным и мертвым, а художники только тем и занимались, что клонированием работ ранних мастеров! И все были бы довольны по уши и перлись от осознания собственной правоты!

— Все, закрываем эту тему! Какой же ты упрямый! Ведь понимаешь, что не прав, а все равно продолжаешь настаивать на своем!

— Кто тебе сказал, что я считаю себя не правым?

— Вот, я же говорила!

И так почти каждый вечер. Иван с Кристиной по-прежнему жили порознь, с попеременным заездом «в гости» на неделю-две, а потом разъезжались, и могли по нескольку дней не звонить и не видеть друг друга. Ивана такой образ жизни уже начинал доставать, но Кристину, похоже, все устраивало. Впрочем, если бы не эти ее истерики, еще бы ничего, но терпение Лесничего было на исходе. Он смотрел на Кристину и не узнавал. Глаза горят, как у религиозного фанатика, лицо бледное и осунувшееся, по всей квартире витает запах красок и химикатов. Пашет как каторжная, и только попробуй оторвать ее от мольберта более чем на пару дней! Такого наслушаешься! Форменный трудоголик от искусства. Как будто от недели-другой перерыва земля перевернется.