Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

Я промычал что-то неопределенное и положил трубку. Левенс продолжал рассматривать отчет.

-Это невероятно! – сказал он. – Абсолютно стерильный материал.

Он делал паузы между словами и страдальчески глядел на меня. Будто в них, этих паузах, было скрыто нечто, что я должен был понять. По лицу его гулял румянец. С таким кровообращением благоверный словоохотливой цыпочки едва ли дожил бы до тех пасхальных кроликов и стаканов поссета, которые планировал в тихой старости.

-Вот вы говорите стерильный, мистер Левенс. Как вы можете объяснить….

-Никак, – он прервал меня, издав звук свиньи проглотившей вилок капусты.

-Хорошо. Тогда давайте остановимся на самом вирусе, – я поражался своему упорству.– Я, как вы понимаете, совершенно не разбираюсь в этом, но отметил одну странность. Согласно отчета…

Сделав паузу, зачитал:

-Иммунная реакция на заражение не выявлена. В крови материала выявлено повышенное содержание метаболитов генетически не соответствующих выделенной культуре вируса. Так же как не соответствующих зараженным образцам.

-Бред тут написан, –произнес Левенс. – просто бред.

– Я не понимаю. Когда вирус попадает в кровь, организм с ним борется, правильно?

-В общем и целом да. Но есть исключения, –он внимательно смотрел на меня. Чай доктора давно остыл, он не сделал из чашки ни глотка.

-Не будем их касаться. Если организм с ним борется, в крови должны быть какие то вещества, – тут я полз на скользкой почве. – Остатки чего-то. Я не знаю, что-нибудь в крови. Мне так объяснили. Печень и спинной мозг вырабатывают какие-то бактерии. Они поедают вирус.

-Т-лимфоциты. Не бактерии, – уточнил он. – Они разрушают инфицированные клетки. Но это упрощенно.

-Пусть будут лимфоциты. Я в этом не разбираюсь. Одно странно, в крови ваших обезьян они не содержатся, их просто нет, доктор.

Левенс пожал плечами, пытаясь скрыть волнение. Его выдавали пальцы, он нервно крутил ручку.

-Значит иммунной реакции не было, – предположил он.– Вам трудно понять. Вирусы мутируют, а сейчас еще и создаются искусственным путем, для производства лекарств, предположим. Многие лаборатории имеют допуск к подобным исследованиям. А что нашли вместо титров ЭйТи?

-В этом то и дело, мистер Левенс. В крови ваших мартышек обнаружены следы фенилэтиламина. Мы называем его «Голубая мистика». Не самое приятное известие, не правда ли? – я выложил на стол последнюю страницу отчета. – Концентрация микроскопическая. Причем возможность внесения его извне, наши эксперты отвергают. Никаких иньекций ни питья, ни пищи. Ни в желудке, ни в легких следов нет. Только в крови. Странно, правда?

Он съежился. Ручка в его пальцах остановилась. Левенс смотрел перед собой и сопел. Затем он поднял глаза на меня и выдавил.

-Я не понимаю.

Я не понимаю. Просто отлично. Дождь по-прежнему лил, когда я топал к воротам исследовательского центра. Если бы отчет не исключил возможность появления в крови мартышек дури от укола или с пищей, то я бы сейчас не ломал голову, да и вообще бы не ломал голову над этим странным случаем. Тогда все было бы просто. Подобную экзотику как транспортировка наркоты в крови животных еще можно было понять и отфутболить дело в легавку. Соммерс был бы на седьмом небе. А Левенса приняли бы прямо в кабинете, не дав переодеться. Странно, что бобби не задали тех же вопросов, что и я. Хотя, они никогда не дочитывают экспертных отчетов до конца, засыпают на оглавлении. Дури было мало, и появилась она прямо в крови из ниоткуда. Материализовалась, чтобы я мог бегать под дождем в раскисшей обуви, проклиная вирусы, обезьян и Мобу, заседавшего у Пепе. Я прошел через будочку охраны, сделав гроссмейстеру со спортивной страницей козью рожу.

***

-Еще немного, Макс, и все что ты хочешь нам сказать, мы прочли бы в вечерних газетах- Мастодонт с аппетитом пылесосил харч, способный прожечь дыру в бетоне. Он напоминал довольного муравьеда раскопавшего термитник. Ложка мелькала, уменьшая гору источающих огонь бобов. Стоило признать, что в Эдварде Мишеле скоропалительно умер землекоп. Это было его настоящим призванием, а вовсе не расследования. Вот если он был жив, если бы он был жив, этот усталый человек с пятнами пота под мышками то для рытья котлована достаточно было: двух ведер хавки, Мобы, и пары столовых ложек (одну про запас).

Но мир несовершенен и всегда повернут к нам твердокаменной задницей. Мы мним себя принцами под красными парусами, а на поверку оказываемся потертыми горемыками с язвой и неустроенной жизнью. И самое печально то, что каждый, каждый на этой планете занимается тем, к чему у него не лежит душа.