Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

Как все одинокие люди, она обладала неистощимым запасом нравоучительных историй, основывавшихся на отношении покойного мужа к жизни. И как все вдовы была словоохотлива. Такие женщины первую часть жизни объезжают верхами бедолагу, решившего приобрести клетчатый пиджак и гортензию в петлицу ради нее, а вторую проводят в воспоминаниях о твердости характера усопшего.

Я в очередной раз бессильно проклял толстяка, выставившего меня посмешищем перед всем управлением. Его величество изволило плавать в бассейне третий день. И как только его пустили туда, если снятые носки оставляли на темных ногах старшего инспектора еще более темные следы? Загадка. Кроме бассейна, был еще чемпионат по крикету, на который тот возлагал большие надежды. В нем Йоркшир должен был, наконец, натянуть Дурхэм, на что были поставлены две сотни. Лажавший последние десять сезонов Йоркшир ему отчего-то нравился. А я считал, что с таким же успехом можно было вложить деньги в Эфиопию или купить участок на Луне.

-Миссис Бредстоун, я сочувствую вашему горю, но ничем помочь не могу. Я при вас звонил в ветеринарную клинику, но вы там не появились. Необходимые бумаги оформили бы за полчаса.

– Мой супруг никогда не доверял докторам, господин инспектор. Никогда. Молодежь сейчас получает дипломы, а не знания. И если бы его не положили в больницу, он, может быть, был бы еще жив. Вы не представляете, до чего сейчас плохо лечат! Одна моя приятельница, мисс Троффунсен работала в госпитале святого Иакова, знаете на Вест роуд?

– Не знаю.

– Да бог вам не увидеть того, что увидела там она, господин инспектор! Дай бог. Когда становишься старше, то все понимаешь. Они постоянно придумывают новые болезни. Постоянно. Покойный мистер Бредстоун всегда говорил, что, в конце концов, лечиться будут уже в утробе матери. Знаете, все эти таблетки и порошки?

Таблеток и порошков я не знал. Зато краем глаза увидел ветхую тень Рубинштейна, заглядывавшего в дверь. Убедившись, что вдова в кабинете, тот растворился как пар над чайником. Я поднял руку и медленно опустил ее, осторожный старик был уже далеко. За все время великий больной появился в кабинете на пять минут и тут же исчез, оставив недопитым почечный чай. Даже бесконечные разговоры о лечении мистера Бредстоуна не привлекли его.

– Документы, миссис Бредстоун…

– Вы надо мной издеваетесь? Был бы жив дорогой мистер Бредстоун, он бы этого так не оставил! А ведь он был почтмейстером, сам генерал-губернатор, хорошо знал его. Когда он заболел… А все началось с обычного кашля. Сейчас это уже не лечится, господин инспектор.… Мы как раз собирались к моей сестре в Чешир. Она живет там уже тридцать лет. Вышла замуж за фермера. Они разводят кроликов и мясных голубей. Странно, правда? У мужа небольшая ферма на…

-По инструкции…. – беспомощно прервал ее я. В окно летели звуки улицы: обрывки разговоров, гудение машин, хлопки флага в котором путался ветер. Бронзовые львы у фасада хранили покой управления. Чистые глаза Агаты Бредстоун казались огромными за сильными диоптриями. Наша ежедневная беседа совершила полный оборот и была готова продолжить движение по спирали. Мне хотелось, чтобы ее Пуфи прямо сейчас бы скончался от собачьей чумки. Вздрогнул бы и подох, оставив мир чистым, а проблемы решенными. Вместо этого маленькая лохматая гадина принялась грызть сменную обувь Рубинштейна, жаловавшегося на натоптыши. Пыльный войлок пришелся псу по вкусу. Злорадно заметив, что от правого тапка старого дезертира оторвана подошва, я вернулся к нудным объяснениям.

-Согласно инструкции, животные пересекающие границу Соединенного Королевства, должны быть освидетельствованы ветеринарным контролем, а лица, перевозящие их иметь при себе ветеринарный паспорт животного.

Моя собеседница поправила очки и хмыкнула. Когда был жив мистер Бредстоун, о такой глупости как ветеринарный паспорт нация и не думала. Нация думала о бессовестных иммигрантах у которых как раз таки паспортов не было. Сколько их въехало в страну, господин инспектор! Но если бы все сложилось так, как говорил ее заслуженный покойник, то вся эта белиберда не случилась бы.

-Какая белиберда?

-Вся!– твердо ответила она. – иммиграция и собачьи паспорта.

На мое счастье в кабинет втиснулись, сначала живот Соммерса, а затем и сам его обладатель. Находившийся в той поре, когда тело начинает стекать вниз, переливаясь через брючный ремень, начальник легавки до сих пор считал себя сердцеедом. Заблуждение, заставлявшее детектива – старшего инспектора красить волосы, оставляя на шее и ушах неопрятные пятна краски. От него разило одеколоном.