Олег Егоров: Девятый чин

Уронив ноги с кровати, Брусникин потянулся. На кухне его жена, вторя популярной сибирской диве, просила «отпустить ее в Гималаи». Кипр и Сейшельские острова она уже посетила.

— Не пой, красавица, при мне! — окликнул жену Брусникин.

Ответом была загремевшая на кухне посуда.

Отыскав под семейным ложем тапочки, Никита устремился на водную процедуру.

Бодрый и свежевымытый, он прибыл на кухню, поцеловал в щеку жену и приступил к завтраку. В эклектичном интерьере брусникинской кухни внимание постороннего глаза привлекали, прежде всего, две акварели, украшавшие стену по обе стороны буфета, каковые акварели Брусникины приобрели на выставке художника Игоря Олейникова, тонкого мастера и человека до крайности ироничного, что, безусловно, сказывалось на всем его камерном творчестве.

Левая акварель была выбрана Людмилой, и называлась она «Столпники». Два «столпника» — смиренный заяц с молитвословом и набожная белочка с четками — стояли на пеньках среди леса, потупив взор. Правую акварель, названную «Морской котик», предпочел Брусникин. Запечатлен был на ней самый что ни на есть обыкновенный сибирский кот, плывущий под водой среди медуз и актиний. При ближайшем рассмотрении выяснялось, что кот сплошь состоял из мелких ракушек, водорослей и улиток.

Возможно, для тонкого психолога подобный выбор послужил бы основанием утверждать, что характеры супругов и подсознательные их устремления весьма разнились. Рассмотренные произведения он бы условно разделил на иллюстрации к двум, в общем-то, совершенно разным темам: «из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки» и, соответственно, «из чего же сделаны наши мальчишки».

— Куда с утра пораньше? — равнодушно поинтересовалась Людмила за совместной трапезой.

— Кастинг, — уплетая бутерброд с бужениной, отчитался Брусникин. — На студии Горького боевик запускается. Нужен герой-одиночка с моими харизматическими данными. Туман сосватал.

Леша Туманов был агентом проворным и толковым. Под свое крыло Туманов брал исключительно перспективную молодежь и давно уже состоявшихся народных любимцев. Обоюдовыгодное сотрудничество Никиты с Тумановым пошло на третий год, и никто из бойкой пары не оставался в накладе. Чем выгоднее Брусникин подписывал контракт, тем значительнее вознаграждение получал с него Туманов. Такая вот наблюдалась закономерность.

— Герой-одиночка? — усмехнулась Людмила. — Это ты, что ли?

— Я самый, — кивнул Брусникин. — Герой нашего с тобой времени. Есть упоение в бою и койки брачной на краю.

— Сценарий прислали?

— Зачем? — пожал Никита плечами. — Я сумму гонорара выяснил.

— Не очень ты тянешь на одиночку. — Людмила, сидя напротив, свежевала ножиком яблоко, составлявшее весь ее утренний рацион.

— А кто тянет?

— Жан-Клод Ван Дамм, — отвечала диетическая жена, поглядывая на Никиту исподлобья. — Чак Норрис, в крайнем случае. Рыло как у больной собаки — это обязательно.

— Разживусь еще, — миролюбиво изрек Брусникин, допивая чай. — Все лучшее у меня впереди.

— Ну да, — согласилась Людмила. — Впереди. Причем ниже пояса. Этого у тебя не отнять, разве только маникюрными ножницами.

Брусникин поперхнулся и закашлялся. Натренированной дланью Людмила хлопнула его по спине, да так, что «герой-одиночка» накрыл грудью стол, словно там должна была разверзнуться амбразура вражеского дота.

— Соне Штейн обязательно надо было отдаваться?

— Сонька врет, стерва! — расстроился Никита, глядя на пропитавшуюся остатками чая свежую сорочку. — Ты что?! Мне?! Своему мужу не веришь?!

— Верю, — сокрушенно вздохнула Людмила. — На экскурсии по Сонькиным руинам даже у человека с твоим воображением гульфик не дрогнет. Но слух такой есть.

«Разве ей объяснишь? — думал с тоской Никита, переодеваясь в модную толстовку со стоячим воротничком. — Разве она поймет, что внучатый племянник Сони Штейн метит на должность Лохновича?»

И дальше все как-то вроде бы не заладилось. На Сущевском валу «Фольксваген» попал в аварийную пробку. У въезда на Калибровский мост Никиту остановил инспектор. Попросил техпаспорт и уставился на него, словно на свидетельство о приватизации собственного жилья.

«Не узнаёт, вымогатель, — огорчился Брусникин, извлекая из бумажника сотенную купюру. — Мексиканские сериалы, гад, смотрит по телевизору. И „Дорожный патруль“. Мурло свое надеется там увидеть».

Сотня, однако, сделала свое дело. Но зато все светофоры при каждом приближении машины Брусникина краснели, будто обнаженные призывники на медицинской комиссии. У Брусникина даже зародилась нелепая мысль, что кто-то, управляющий всем городским движением транспорта, не хочет, чтоб Никита попал на этот кастинг. Лишь миновав космический обелиск, он перестал дергаться. Серебряная стрела, увенчанная вечно взлетающей ракетой, подействовала на него успокаивающе. До студии оставалось рукой подать.