Алан Гордон - Тринадцатая ночь

У меня екнуло сердце.

— Это невозможно, святой отец. Я сам пока не простил себя. Как же я могу прийти к вам за прощением?

— Я беспокоюсь не только за твою жизнь, сын мой. Я беспокоюсь за твою бессмертную душу. И меня очень огорчает происходящее с тобой.

— Пока я не готов, святой отец. Возможно, после возвращения…

Он похлопал меня по руке и отпустил ее.

— Тогда, уж пожалуйста, постарайся вернуться.

— А вы тут постарайтесь мирно дожить до моего возвращения.

Отец Геральд впервые рассмеялся.

— Ладно, ступай, дружок. Договорились.

Я опять повернулся к выходу.

— И еще, Тео… — вновь окликнул он меня, когда я уже был в дверях.

— Да, святой отец? — сказал я, прислонясь к косяку.

— Найди Мальволио. Выясни, что ему известно о гильдии и на кого он работает. А потом устрой ему добрые христианские похороны.

— Хорошо, святой отец.

Я вышел в коридор.

— Тео! — позвал он.

— Да, святой отец?

— Меня мало волнует, будет ли он жив или мертв, когда ты станешь хоронить его.

— Да, святой отец.

Дверь за мной захлопнулась, и я направился к подземному ходу.

Когда я вернулся в Дом гильдии, брат Тимоти в одиночестве упражнялся с шестью дубинками, поскольку его ученики удалились на вечернюю трапезу. Он постоянно разнообразил способы жонглирования, его дубинки летали, казалось, хаотично, но хаос этот был математически точен. Заметив мое приближение, он кивнул, три дубинки отделились от его окружения и полетели в мою сторону. На сей раз я приготовился к такой встрече, да и протрезвел уже, поэтому легко поймал их и ловко подбросил вверх.

— Я не буду слишком сильно мучить тебя, — пообещал Тимоти. — Ну-ка, сделай вдох. И…

Каждый из нас работал только правой рукой. Мы прохаживались по кругу, перебрасываясь дубинками через его воображаемый центр.

— Были времена, когда ты мог запросто жонглировать восемью предметами, — заметил Тимоти.

— Были, — согласился я. — И были времена, когда я мог пробежать без передышки большое расстояние. Были времена, когда я мог перепить любого, все пьяницы первыми падали под стол. Были, да прошли.

— Тогда тебе лучше не покидать нас, — напрямик сказал он.

Я не стал спрашивать, как он узнал. Тимоти обладал способностью предугадывать события.

— Насколько серьезно его состояние? — спросил я, кивнув в направлении прохода к келье отца Геральда.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — проворчал Тимоти и, чтобы отвлечь меня, изменил траекторию полета дубинок.

— Его глаза, — сказал я. — Когда он начал терять зрение?

— С чего ты это взял?

— Он не смог найти Орсино на карте. Попросил меня пересказать ему мое донесение, хотя оно лежало на столе прямо перед ним. Поручил тебе составить для меня письмо для получения денег. Прежде я не замечал за ним такого. Он ведь слепнет, не так ли?

— Слепнет или нет, его проницательность и ум остаются по-прежнему острыми. Если ты так переживаешь, то оставайся и помоги мне присматривать за ним.

— Не могу. Мне надо ехать в Орсино.

— Бросаешь гильдию в тяжелые времена из-за личных дел. Ты ведешь себя как мальчишка, Тео, хотя тут очень может понадобиться твоя помощь. Возможно, нам придется срочно перебираться в другое место.

— Неужели дела обстоят так скверно?

— Рим остается Римом. С ним шутки плохи.

Я поразился. Мне и в голову не приходило, что все зашло так далеко.

— Ты считаешь, что они разжились новыми сведениями? Что нам пора порвать с католичеством и присоединиться к нищенствующей братии вальденсов?

— Ох уж эти вальденсы, — нежно проговорил Тимоти. — Славная маленькая секта. Рим мог бы многому научиться у них, если бы пожелал. Я с гордостью вспоминаю, как мы это провернули.

— Мы провернули? Я и не знал.

— Это забавная история. Однажды в Лионе купец Петер Вальдес услышал трубадура, исполняющего «Балладу о святом Алексии», и нежданно-негаданно продал вдруг все свое имущество и начал проповедовать бедность. Трубадуром, конечно же, был один из наших.

Я рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что наша заслуга случайна?

— Нынче трудно отличить бесплодную землю от благодатной почвы, — важно ответил он. — Поэтому, уповая на лучшее, мы повсюду сеем наши семена. Уверяю тебя, если ты сбежишь к вальденсам, то я готов пойти с тобой. Однако если даже наши скромные деяния вызывают недовольство Рима, то Бог знает, что он сделает с конкурирующей сектой, особенно учитывая, что она проповедует церковную бедность. Кстати говоря, я полагаю, что тебе понадобятся деньжата для твоего нового приключения.