Лоуренс Блок: Вор в роли Богарта

Когда второй замок, испустив тихий вздох, поддался, я испытал чувство сродни тому, что, наверное, испытывал Казанова, когда очередная девушка говорила ему «да». Благодарный восторг и одновременно сожаление, что задача оказалась слишком простой. Я тоже вздохнул и сдался: повернул ручку, шагнул внутрь и быстро затворил за собой дверь.

Кругом стояла тьма, как в угольной шахте, когда в ней вдруг вырубилось электричество. Я выждал минуту, давая глазам приноровиться к темноте, но светлее не стало. Отрадный для меня факт, ибо он означал, что шторы на окнах задернуты и свет не просочится наружу. Что в свою очередь означало, что я могу включить все лампы, какие только захочу. И что мне вовсе не обязательно пробираться на ощупь во мраке, натыкаясь на разные предметы и чертыхаясь.

Сперва я использовал фонарик — убедиться, что все шторы действительно задернуты. Так оно и оказалось. Затем, натянув перчатки, щелкнул ближайшим выключателем и тут же зажмурился от ослепительного света. Сунул фонарик в карман и глубоко вздохнул, позволив себе на мгновение испытать сладостную дрожь восторга, которая всегда накатывала, стоило мне попасть в любое место, где я не имел права находиться.

Подумать только, а я ведь всерьез намеревался все это бросить!..

Я запер входную дверь на оба замка — просто для порядка — и окинул взглядом просторную комнату в форме буквы L. Из нее, собственно, и состояла квартира, если не считать кухни и крохотной ванной, и обставлена она была довольно осторожно — мебелью того разряда, что приобретают новобрачные для своей первой квартиры. Ковер светлых тонов с геометрическим рисунком покрывал примерно треть паркетного пола, в алькове, на возвышении, стояла кровать.

Я заглянул в гардероб, обшарил несколько ящиков. И сделал вывод, что обитателем жилища является мужчина, хотя и наткнулся на несколько предметов дамского туалета, свидетельствовавших, что у него имеется либо подружка, либо склонность к фетишизму.

«Только портфель, — внушал мне Кэндлмас. — Брать там больше нечего. Парень — всего лишь мелкая сошка в одной фирме, ничего не коллекционирует, драгоценностями не увлекается. Да и приличной суммы наличными вы там не найдете».

Но что в этом портфеле?

«Бумаги. Мы же с вами в определенном смысле игроки, не так ли? И разделим между собой вознаграждение, которое получим за эти документы, причем ваша доля составит минимум пять тысяч долларов. И если бы я остановил свой выбор на ком-то другом, вам пришлось бы раза три-четыре забрасывать невод, чтобы набрать ту же сумму, — он лучезарно улыбнулся. — Кожаный портфель с золотой монограммой. Там стоит письменный стол. И если портфель не наверху, найдете его в одном из ящиков. Они могут быть заперты. Но это, насколько я понимаю, для вас не проблема?»

Я подтвердил, что таких проблем в прошлом не возникало.

Письменный стол там действительно имелся. Скандинавского образца, из светлой березы, с полировкой, не скрывавшей естественного рисунка дерева. На нем ничего не было, кроме кожаной шкатулки ручной работы и фотографии восемь на десять в серебряной рамочке. В шкатулке лежали карандаши и газетные вырезки. На фото — черно-белом — красовался мужчина в военной форме. Не какой-нибудь там рядовой, обмундирование на нем было достаточно роскошное, чтобы парень мог занять место за столом консьержа в «Боккаччо». Он сверкал очками и длиннозубой улыбкой, что делало его похожим на Теодора Рузвельта в молодости. А волосы, разделенные пробором ровно посередине, наводили на мысль о рисунках Джона Холда-младшего.

Лицо показалось знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел.

Я придвинул стул, сел за стол и принялся за работу. Слева и справа было по три ящика, и еще один посередине. И я сперва попробовал этот, средний, и он открылся. И там, прямо посередке, лежал портфельчик телячьей кожи, рыжевато-коричневый, с золотой отделкой в виде геральдических лилий.

Чудненько…

Какое-то время я сидел неподвижно, любуясь портфельчиком и прислушиваясь к тишине. И тут тишину нарушил весьма характерный звук. В замке поворачивался ключ…

Если бы я был занят чем-то — ну, скажем, рылся в ящиках, открывал дверцы гардероба, взламывал замки, — я бы точно не услышал его или же среагировал бы с запозданием. Но я уловил его в первую же секунду, а в следующую меня за столом уже не было, словно я дожидался этого сигнала всю свою жизнь.

Давным-давно, в незапамятные времена, был такой бейсболист, игравший за «Нигроу Лиг», по прозвищу Кул Папа Белл. Кажется, именно он славился замечательно быстрой реакцией, за что удостоился лестного сравнения с черной молнией. Про него говорили, что, выключив в спальне свет, он мог оказаться в постели прежде, чем комната погрузится во тьму. Я часто размышлял об этой красочной гиперболе, но все никак не мог преодолеть сомнения в ее истинности. Однако же теперь я одним толчком задвинул ящик, выключил настольную лампу, затем другую, потом перебежал комнату и погасил верхний свет, нырнул в шкаф в холле, захлопнул за собой дверцу, затаился там, распластавшись на пальто, — и все это до того, как погас свет.