Фредерик Дар - Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз

Двойной нокаут обоих драчунов вносит некоторое успокоение в этот уголок планеты. В это самое время и появляются два полицейских мотоциклиста с недовольным видом.

Кто-то направляется им навстречу и показывает удостоверение: Старик! Мотоциклисты вытягиваются по струнке.

— Господа, — говорит Босс, — я всё видел. Во всём виноват этот тип. К тому же он совершил рукоприкладство в отношении офицера полиции! Арестуйте его. Анализ крови, разумеется, потому что он полон вина! Лишить водительских прав, разумеется. Я хочу, чтобы пострадавший офицер полиции Пино, здесь присутствующий, получил полное возмещение. Надо полагать, вы очистите дорогу и распорядитесь, чтобы автомобиль и повреждённый фургон поставили в гараж в Каннах. У нас очень срочное дело, и мы потеряли много времени из-за этого субъекта.

— Слушаемся, господин директор! — отвечает старший, записывая что-то в блокнот.

Он наклоняется к Старику:

— Вы не против, если в полицейском участке мы ему…

И голос переходит в шёпот. Старик пожимает плечами.

— Мой друг, — говорит он, — действуйте по вдохновению. Всё, что вы сделаете, будет на пользу. Назовите своё имя, чтобы я мог замолвить о вас слово в высших кругах.

Мотоциклист краснеет во всех местах; даже его униформа из чёрной кожи принимает рыжий оттенок.

— Вэнсан Триметркуб, господин директор!

— Запишите, дорогой Сан-Антонио, — говорит мне Старик. — Когда встречаешь элитных полицейских, не следует о них забывать.

И он поворачивается к Пино.

— Дорогие мои, — говорит он, — раз уж Провидение послало меня к вам, попытайтесь отыскать свои чемоданы и садитесь в мою машину.

Всё ещё не оправившись от волнения, бедная парочка кое-как извлекает мятые чемоданы и идёт за нами. Берю также идёт за нами, прихрамывая. Одна рука на шее Берты, другая на месье Феликса. Напевает марш матрасников, ибо он набрался винишка. Мари-Мари идёт впереди, играя в классики с колпаком от колеса.

— Надо же такому случиться! — причитает Пино. — Надо же! Новый фургон! Все наши сбережения! Наш капитал! Наше пристанище, можно сказать. Где мы теперь будем проводить свои последние дни?

— Да полноте, полноте, — теряет терпение Дир. — У этих водителей солидные страховки, и я добьюсь для вас полного возмещения.

— Но, — лепечет Древность, вне себя, — но…

— Что такое, Пино?

— Водитель… Он тут ни при чём! Я сам во всём виноват, господин Директор. Представьте, когда я его обгонял, перед моей машиной вдруг выскочила Мари-Мари, она хотела нас остановить. Я затормозил, чтобы не сбить её, и грузовик врезался в меня, он ничего не мог сделать! Ни-че-го, господин директор! Этот бедняга…

Папа выпускает ртом звук раздражения.

— Умоляю вас, Пино! — говорит он сквозь зубы. — Не валите вину на невинную девочку, чтобы снять весь груз ответственности с шоферюги! Мы все, здесь присутствующие, будем свидетелями этого нелепого происшествия. Вы здесь ни при чём, и точка!

— Тебе же говорят, что это не твоя вина, — шепчет елейным голосом преподобная мадам Пино.

Почти уверившись, Тщедушный идёт на сделку с совестью…

— Ну что ж, раз уж вы были свидетелями…

Старик улыбается своим мыслям.

— Я не сказал, что мы были свидетелями, я сказал, что мы ими будем !

Но Пино слишком расстроен, чтобы оценить прелесть этого нюанса.

— Во всяком случае, — бросает он своей половине, — наш отпуск теперь уже закончился!

Старик берёт его за руку.

— Нет, дорогой Пино, — говорит он, — наоборот, он только начинается!

В духоте мягкой обивки небольшого салона в стиле гостиничного Людовика Пятнадцатого мы держим совет перед завтрашним отплытием.

Присутствуют: Старик, Сам, Берю, Пинюш и господин Феликс, чья глубокая культура и рассудительность произвели на нашего Биг Чифа неизгладимое впечатление. С другой стороны, педагогические способности человека-хобота как нельзя лучше подходят для того, чтобы оказать содействие коллективу сыщиков, которые отныне должны стать глазами и ушами. Нужно, в самом деле, знать все тонкости детской психологии, чтобы быть хорошим полицейским, ибо если мужчины — взрослые дети, то преступники — это трудные взрослые дети.

Я сделал им изумительно краткое резюме всех несчастий, постигших компанию «Паксиф». Поведал о каждом таинственном исчезновении со всеми подробностями, которые мне известны, о пропавших и об обстоятельствах их пропажи.

Наступает молчание, отягощённое думами. Эти господа осмысливают мои откровения, словно любители кроссвордов, ломающие голову над каким-то слишком трудным словом.