Элизабет Питерс - Ночной поезд в Мемфис

— Пошел ты к черту, Джонни! Я не имею с этой публикой ничего общего уже много лет. То было лишь юношеским увлечением.

— Прекрасно понимаю, — сказал Джон тем же тихим и очень неприятным голосом. — Ни один блестящий, идеалистически настроенный юноша (или девушка) не может противиться соблазну революции. Но все равно...

С переднего сиденья не донеслось ни звука. Однако Джона это, кажется, вполне устроило.

Не знаю, сколько я проспала, но, проснувшись, почувствовала, что окоченела от холода. Машина стояла. Вид из окна был прекрасен. На несколько мгновений я даже забыла о том, что момент для любования природой неподходящий.

Луна взошла, но пока невысоко: она висела над самыми скалами словно серебряный шар. В ее холодном, сверкающем свете склоны напоминали ледники, а пустыня — поле, покрытое только что выпавшим снегом. И я никогда еще не видела столько звезд на небе.

Мое окно было поднято, но переднее со стороны пассажирского места приоткрыто, так что я ясно различала голоса.

— Это тебе не понадобится, — говорил Фейсал.

— Надеюсь, что нет. Но хочу, чтобы ты и твой друг знали, что я воспользуюсь им в случае необходимости.

Я слегка подвинулась, чтобы лучше видеть. Фейсал стоял, опершись о переднее крыло, засунув руки в карманы и поеживаясь — ночной воздух был холодным. Джон стоял лицом к нему на расстоянии нескольких футов. Лунный свет был таким ярким, что я отчетливо различала каждую деталь.

— Ни минуты не сомневаюсь, — сказал Фейсал. Интонация его была скорее довольной, чем встревоженной. — Удивительно. Кто бы мог подумать, что я доживу до того дня, когда... А теперь спокойно, Джонни. Я возражаю не против цели, а только против метода ее достижения. Прошло пять лет с тех пор, как я окончательно отошел от них, и не знаю, удастся ли мне уговорить, запугать или подкупить Амра, чтобы он отдал нам свой джип. У нас осталось не так уж много денег. Но знаю точно: угрожать ему оружием было бы серьезнейшей ошибкой с нашей стороны. Убери пистолет, Джонни, ладно?

— Отдай ему это. — Джон расстегнул браслет своих шикарных часов.

Фейсал взял часы:

— Ладно, попробую.

Они вернулись в машину. Джон оглянулся и спросил:

— Проснулась?

— Да. Где мы?

— В нескольких милях к северу от Асьюта. Еще вопросы?

— Как...

— Прибереги их на потом. И не вмешивайся, что бы дальше ни происходило. В этих краях царят консервативные нравы, и здесь не одобряют женщин, которые любят командовать.

Беспорядочное скопление приземистых строений с плоскими крышами, к которому мы подъехали через несколько миль, лишь с большой натяжкой можно было назвать деревней. Ни в одном окне не светилось ни огонька. Было здесь кафе — кафе есть везде, но даже оно оказалось погружено во тьму.

Следует отдать мне должное (надо признаться, я склонна делать это всегда), я была уверена, что знаю ответы на большинство вопросов, которые могла задать. Субъект в доме, куда постучался Фейсал, наверняка член организации, к которой когда-то принадлежал и он сам. Даже эксперты по ближневосточной политике с трудом разбираются в многочисленных революционных группах, их задачах и методах борьбы. Я тем более не была знакома с их сетью, но знала, что многие студенты примыкали к ним, привлеченные обещаниями покончить с несостоятельностью и коррупцией в правительственных кругах.

Обещать-то они обещали, но благородные революционные цели рано или поздно претерпевают решительные изменения, будь то на Ближнем Востоке, в Ирландии или Штатах. Насилие порождает ответное насилие, и зачастую в этой борьбе больше всех страдают бедолаги, на роль защитников которых претендуют обе сражающиеся стороны. Репрессивные меры, предпринимаемые силами государственной безопасности, склоняют к революционной деятельности многих колеблющихся — просто из чувства протеста, и я не удивилась бы, узнав, что в этой деревне все втайне сочувствуют революционным идеям. Мы находились в Среднем Египте, город Асьют на том берегу реки прежде был (а возможно, остается и теперь) одним из мятежных центров страны — или террористических, зависит от точки зрения.

Дверь наконец открылась, и Фейсал вошел внутрь. Джон вылез из машины и стоял, прислонившись к дверце, засунув руки в карманы. Я никогда прежде не видела, чтобы он носил при себе оружие. Интересно, он действительно сам собирался пустить его в ход или тот человек внутри дома все-таки должен выстрелить для этого первым?

Фейсал отсутствовал минут десять. Вернулся он в сопровождении своего... друга? Тот казался, впрочем, не слишком дружелюбным. Шея и голова у него были замотаны шерстяным шарфом, но в лунном свете я отчетливо видела его лицо.