Сидни Шелдон - Если наступит завтра

Трейси захлопнула журнал.

В дни посещений можно было легко догадаться, к кому из заключенных приходили друзья или родственники. Заключенные принимали душ, надевали чистую одежду, подкрашивались. Эрнестина всегда приходила после свиданий улыбающаяся и радостная.

– Мой Эл, – объяснила она Трейси. – Ждет, когда я выйду отсюда. И знаешь почему? Потому что ни одна женщина не даст ему то, что я.

Трейси смутилась.

– В сексуальном плане?..

– А то… Заруби себе на носу, детка: то, что происходит в этих стенах, не имеет никакого отношения к воле. Иногда нам нужно потрогать теплое тело и чтобы нас потрогали – сказали, что нас любят. Что мы кому-то небезразличны. И черт с ним, что все не по-настоящему и не надолго. Но это все, что у нас есть. А когда я выйду отсюда, – Эрнестина широко улыбнулась, – стану долбаной нимфоманкой.

Что-то в ее поведении озадачило Трейси, и она решилась спросить:

– Эрнестина, почему ты защищаешь меня?

– Ради забавы, – пожала плечами чернокожая.

– Я хочу знать правду. – Трейси замялась. – Твои подруги… они делают… все так, как ты прикажешь.

– Естественно, а то я им куски из жоп повыдираю.

– Но я-то не такая.

– Ты недовольна?

– Просто интересно.

Эрнестина немного подумала.

– Ну, хорошо, – наконец проговорила она. – У тебя есть нечто такое, чего нет у меня. – И, присмотревшись к выражению лица Трейси, добавила: – Не то, что ты подумала. Этого у меня как раз навалом. В тебе есть шик, настоящий шик, как в крутых леди из журналов «Вог» и «Таун энд кантри», где все разодеты и пьют чай с серебряных подносов. Ты из их мира. Не представляю, как ты вляпалась на воле в дерьмо, думаю, тебя кто-то подставил. – Она взглянула на Трейси и почти застенчиво продолжала: – В жизни мне попадалось не так много приличных вещей. Ты одна из них. – Эрнестина отвернулась, и ее слова прозвучали едва различимо: – Извини за ребенка. Мне в самом деле жаль…

В тот вечер, когда погасили свет, Трейси прошептала в темноту:

– Эрни, мне надо отсюда выбраться. Помоги мне, пожалуйста.

Эрнестина стала учить ее тайному языку тюрьмы. Трейси услышала, как во дворе разговаривали женщины:

– Эта коблиха скинула пояс и легла под серую телку. Теперь поостерегись – будем кормить ее с ложки на длинной ручке…

– Она была почти на выданье, но попалась на снежке – сцапал твердокаменный коп и потащил к мяснику. Теперь накрылась ее выписка. Ну, пока, на ручки тебе.

Для Трейси все это звучало как полная тарабарщина, словно трепались между собой марсианки.

– О чем это они? – спросила она.

Эрнестина разразилась хохотом.

– Ты что, не понимаешь по-английски, детка? Если лесбиянка скидывает пояс, значит, она превращается из «мужчины» в «женщину». А эта связалась с серой телкой – значит, с белой, вроде тебя. Теперь ей нельзя доверять и следует держаться подальше от нее. Попасться на снежке значит засыпаться на героине. Твердокаменный коп – это тот, который живет по закону и его не подкупишь; он ее застукал и отволок к мяснику, то есть к тюремному врачу.

– А что такое «на выданье» и «на ручки»?

– Вижу, ты совсем не врубаешься. На ручки – это выйти на поруки под честное слово, а выданье – день освобождения.

Трейси понимала, что она не дождется ни того, ни другого.

Стычка между Эрнестиной Литтлчеп и Большой Бертой произошла во дворе на следующий день. Заключенные под наблюдением охраны играли в софтбол. Большая Берта была бэттером, а на первой базе стояла Трейси. Скандинавка отбила мяч, бросилась вперед и повалила ее на землю. Сама села сверху, и Трейси почувствовала ее руку между ног.

– Мне никто не смеет сказать «нет», ссыкуха. Сегодня ночью я приду по твою душу и оттрахаю по первое число.

Трейси извивалась, пытаясь освободиться. Внезапно Большая Берта ослабила хватку – сзади стояла Эрнестина Литтлчеп и душила ее.

– Я предупреждала тебя! – Она расцарапала шведке лицо и ткнула ногтями в глаза.

– Ничего не вижу! – завопила Большая Берта и схватила чернокожую за груди. Женщины покатились по земле. К ним бежали охранники. У них ушло не меньше пяти минут, чтобы разнять дерущихся. Обеих отправили в лазарет. Только поздно вечером Эрнестина вернулась в камеру. Лола и Паулита поспешили к ее кровати и принялись утешать.

– Ты в порядке? – прошептала Трейси.

– Чертовски в порядке. – Голос Эрнестины прозвучал приглушенно, и Трейси задумалась, сильно ли покалечена чернокожая. – Вчера я подала на досрочно-условное освобождение. Когда я выйду отсюда, у тебя возникнут большие проблемы. Эта бабища от тебя не отстанет. И не надейся. А натрахавшись с тобой, она убьет тебя. – Они молча лежали в темноте. Наконец Эрнестина снова заговорила: – Наверное, пора обсудить, как вытащить тебя из этой дыры.