Антти Туомайнен - Шахта

Хуккинен бьет обеими руками. У Эмиля только правая, ему по-прежнему трудно дышать. На горле не исчезло ощущение тисков. Может, повредились хрящи. Эмиль уходит от удара, Хуккинен промахивается. Он соображает, что находится рядом с верстаком, и хватает нож. Вздохнуть не получается, Эмиль понимает, что медлить больше нельзя.

Он уходит в сторону и делает неожиданный рывок к Хуккинену. Это позволяет ему схватить с пола разводной ключ. Хуккинен нападает. Эмиль опять уворачивается. Остатки воздуха в легких заканчиваются.

Последнее усилие, Эмиль переворачивает ключ и направляет его рукоятку прямо в открытый рот валящегося на него Хуккинена. Тот запрокидывает голову и начинает оседать. Эмиль поднимается одновременно с падающим на колени Хуккиненом. Он засовывает ключ прямо в глотку. Сталь ломает все на своем пути. Эмиль отпускает руку. Губки ключа выглядят неестественным протезом во рту Хуккинена. Тот в судорогах падает на пол и затихает.

Какое-то время Эмиль сидит в полном изнеможении. Проходит несколько минут, пока к нему не возвращается способность дышать. Вокруг головы Хуккинена разливается лужа крови.

Я не вернусь обратно.

Так он сказал.

– Куда ты потерялся?

Эмиль заметил тарелку с бифштексом перед собой, услышал шум ресторана и увидел вопросительный взгляд Леэны. Как долго он отсутствовал? Сейчас лишь несколько секунд. Он улыбнулся ей.

– Так, вспомнилось, – сказал он. – Извини.

– Тебе не за что просить прощения, – ответила она.

– Зачем ты звонишь?

– А ты как думаешь?

Положил трубку, перечитал статью, увидел все неловкости, недостатки и недоделки, которые сложно заметить, когда работаешь над текстом. Вот они – издеваются и хохочут: «А вот и мы, прямо перед тобой, но ты нас не видишь». Закрыл файл. По большей части он был не пригоден.

Кто-то пытался убить Матти Мали, пока я ел незабываемый завтрак со своим отцом! Со слов Марьо Харьюкангас, господин Мали отправлялся утром на работу, когда неизвестный мужчина подстерег его во дворе собственного дома. Детали – намерения, способ, использовал ли нападавший огнестрельное или холодное оружие – не известны. Сообщается лишь, что Матти Мали пострадал не сильно и уже отпущен домой.

Большего выудить из Харьюкангас не получилось. Она попросила только, чтобы я ничего не писал про пожелавшие остаться анонимными источники из внутреннего круга и чтобы больше не пытался с ней связаться. Было ясно, что она потрясена случившимся и не может ответить, почему позвонила именно мне. «Не знаю», – сказала она и отключила телефон.

Позвонил Паулине, чтобы услышать голос Эллы. Они обе были у родителей Паулины. Легко представить, что она рассказала о нас, о возможном разрыве, о том, как решилась сделать это. Элла взяла трубку лишь на несколько секунд, затем телефон перешел опять к Паулине. Попрощались.

Пустой полутемный офис начал оживать. Тишина наполнилась голосами и словами. В тени возникло движение. Сосредоточиться на статье больше не получалось, и сразу же все, что было отодвинуто в сторону, выползло обратно: люди, разговоры, мои собственные поступки и дела. Оделся и вышел.

На встречу Маарит пришла на полчаса позже назначенного. Я ее сразу же узнал, как она вошла в дверь, – внутри перевернулось. Сердце не знало, как ему изловчиться для следующего удара. Маарит стряхнула снег, осмотрелась и увидела меня.

Я сидел за угловым столиком с бокалом пива – вторым за сегодняшний день. В ресторане было битком, но сцена была пуста. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я последний раз виделся с ней в этом самом месте.

Маарит сходила к стойке, вернулась, поставила темное пиво на стол, скинула куртку на спинку стула и уселась.

– Ты давно вернулась? – поинтересовался я, рассматривая, как она прилаживает шейный платок.

Наконец результат удовлетворил ее.

– Вчера, – ответила Маарит.

Она посмотрела на меня, я посмотрел на нее, потом пригубил из бокала. Пиво было безвкусным.

– Сочувствую. Вы с Манниненом были друзьями. Тут сложно выразить что-то, кроме соболезнований.

– Спасибо, – сказала Маарит и пару раз провернула бутылку: этикетка пошла против солнца, наконец, текст вернулся в начало.

Я не отрываясь смотрел на нее. Волосы были тщательно убраны, и прочитать выражение лица было невозможно, хотя глаза, нос и рот были – вот они. Что-то оставалось скрытым. До этого момента она обронила всего лишь два слова.