Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

– И ты всерьез поверил, что эти странные записи приведут тебя к сокровищам? – спросил Симон с недоверием и прочел первый попавшийся пассаж: – «Эта рука укажет тебе на бадью золота. Позови черного пса, он проведет тебя…» – Он пожал плечами: – Непонятно ведь ничего.

– Вот именно! – рассмеялся Кайзер. – Это символы и загадки, Симон! Ты что, так и не понял? Только я могу их прочесть и почти разгадал их тайну! Я много лет искал эти сокровища по старым шахтам и пещерам…

– Не вы, а дети, – с горечью в голосе перебила его Магдалена. – Вы принуждали их работать и при этом мирились с их смертью.

– Но я… я ведь любил их! – запротестовал Кайзер. – Эти дети для меня всё, мои маленькие гномы! Я никого из них не убивал.

– Может, и не убивал, но медленно высасывал из них жизнь и обрекал на смерть, что равносильно, – возразил Симон.

Цирюльник шагнул к Кайзеру и наклонился к нему.

– Кроме того, на твоей совести смерть Доминика Файстенмантеля, – проговорил он тихо. – Ты хладнокровный убийца, Георг. Только не желаешь признавать этого.

Кайзер вздрогнул, словно получил пощечину.

– Так, значит… ты знаешь… – начал он, стараясь при этом не смотреть Симону в глаза. Он стал вдруг маленьким и жалким.

Фронвизер вновь почувствовал отвращение к старому другу. Он кивнул:

– Я с самого начала понимал: здесь что-то не так, Георг. Еще когда ты в первый раз показал мне сцену на кладбище. Однако я не мог понять, что именно не так. Но сегодня, когда мне вспомнилась история с Маркусом и Мари, я обратил внимание на некоторые неувязки. Например, с подъемником.

Кайзер взглянул на него с недоумением:

– С подъемником?

– Ну, когда я впервые поднялся на сцену, то сказал, что одному этот крест не поднять. Ты согласился, хотя знал, конечно же, что для креста имеется подъемник. Ты хотел отвести от себя подозрение. – Симон покачал головой: – Я ведь сам видел лебедку. Еще в тот день и потом, во время репетиций. Она лежала на куче веревок на сцене! Рядом с тележкой, кстати. Она тоже тебя выдала.

Губы Кайзера растянулись в хитрой ухмылке:

– Так ты ее заметил? Доминик был без сознания. Мы с Ханнесом отвезли его на кладбище на этой тележке и в спешке оставили ее там… – Он нахмурился: – К сожалению, пришлось посвятить и Ханнеса. Один я не справился бы. С тех пор подлец требовал увеличить его долю сокровищ. Дьявол бы его забрал, его и всех этих алчных хищников!

– Потом тележка оказалась у тебя в саду, – продолжил Симон. – Уверен, если б той ночью я поискал следы колес, они вели бы от кладбища к твоему дому. – Симон горько рассмеялся: – Но кто же станет подозревать хорошего друга? Он же больной и слабый, а потому находится вне подозрений… Тем не менее ты действовал наверняка и подсунул бедняге Гансу ту проклятую страницу, которая принадлежала Доминику.

Фронвизер подался вперед и сурово взглянул на Кайзера:

– Думаю, Ганс унес тот листок вместе с кипой бумаг, когда уходил от тебя в вечер нашего приезда. Ведь так? Когда мы осматривали труп, ты постарался, чтобы страница и ссора между Домиником и Гансом не остались без внимания. – Симон брезгливо отвернулся. – Ты хладнокровно спланировал это убийство и отвел от себя всякое подозрение. Ты использовал меня! И тебе почти удалось обвести меня вокруг пальца…

– Он прознал обо всем! – пожаловался Кайзер. – Доминик пришел вечером ко мне в библиотеку поговорить о своей роли Иисуса. Я ненадолго оставил его одного, и он обнаружил на полке мои записи! Мальчик хотел знать, о чем в них говорится, задавал множество вопросов… – Кайзер понизил голос, стал цедить слова: – Он потребовал часть сокровищ, хотел начать новую жизнь подальше от Обераммергау. Тогда я ударил его кочергой. Все произошло так быстро, меня словно подменили… – Он помедлил. – Как… как и теперь, когда я едва не убил…

Кайзер встряхнул головой, не в силах продолжать. Он с мольбой взглянул на Магдалену, которая качала Петера на коленях и старалась не смотреть на старика.

– Вы с Ханнесом погрузили Доминика в тележку и отвезли на кладбище, – добавил Симон. – Ты догадывался, что он еще жив, но он знал о твоей тайне, и это не давало тебе покоя. Поэтому вы привязали его к кресту и подняли с помощью лебедки. Так ведь все было?

– Господи, да. – Кайзер горько рассмеялся: – Я счел такую смерть подходящей для человека, исполняющего роль Иисуса. Одежду его я сжег в печке. Перед рассветом я вернулся на кладбище. Я понимал, что зашел слишком далеко. Доминик должен был умереть! Поэтому я забрался к нему по лестнице, только чтобы удостовериться, что он мертв. Тогда я вынул кляп у него изо рта, чтобы все выглядело еще загадочнее. – Он улыбнулся, как после удачной шутки. – К тому же я знал, что из-за этой роли были споры. Пусть бы головы друг другу поотрывали эти сварливые олухи…