Луиза Пенни - Долгий путь домой

Мирна посмотрела на Клару, ожидая одобрения и наклейки с золотой звездой.

– Возможно, причина в этом, – согласилась Клара. – Но вообще-то, мне кажется, что все гораздо проще.

– Например? – спросил Бовуар.

– Я думаю, Питер знал, что Бин умеет хранить секреты.

Ребенок Марианны хранил тайну своего пола. Несмотря на серьезное давление, оказываемое на это дитя, тайна оставалась нераскрытой. В нее не были посвящены ни семья, ни одноклассники, ни учителя. Никто.

– Питер знал, что его картины будут там в безопасности, – сказала Рейн-Мари.

– Но если эти картины – тайна, почему Питер не хранил их у себя? – спросил Жан Ги. – Разве у него они не были бы в большей безопасности?

– Вероятно, он не считал свое положение безопасным, – предположил Гамаш. – Вы об этом подумали, да?

Клара кивнула. Именно это она и чувствовала в глубине души. Питеру нужно было сохранить эти картины в тайне.

Она посмотрела на свой дом.

Но что спрятано в этих странных картинах? О чем они могут рассказать?

– «Стихотворение начинается как комок в горле», – сказал Арман Гамаш, садясь на один из белых пластиковых стульев Рут.

– Ты говоришь словно про клубок шерсти, – заметила Рут. Она плеснула виски в стакан, не предлагая ему. – Как будто какая-то блевотина застряла в горле. Мои стихотворения выверены до последнего слога, каждое чертово слово тщательно подобрано.

Роза спала в гнездышке из одеял рядом со стулом Рут, но Гамаш обратил внимание, что один глаз птицы приоткрыт. И направлен на него.

Это выбило бы его из колеи, если бы он все время не напоминал себе, что Роза всего лишь утка. Ничего больше. Утка, от которой крыша едет.

– Что ж, это сказали вы, а не я. – Гамаш оторвал глаза от утки.

– Правда?

– Правда.

В кухне Рут было много всяких вещей, найденных бог знает где, включая пластмассовые стулья и стол. Включая и бутылку виски, найденную в винном шкафчике Габри. Включая Розу, найденную еще в виде яйца. Как-то пасхальным утром Рут увидела у пруда на деревенском лугу гнездо и нашла там два яйца. Стоило ей тронуть их, как они стали неприкасаемыми для матери-утки. И потому Рут взяла их домой. Все, естественно, предположили, что она собирается приготовить из них омлет. Но старая поэтесса совершила нечто неестественное. По крайней мере, для нее. Она изготовила из фланели маленький инкубатор и поддерживала в нем нужную температуру, поместив его в духовку. Она переворачивала яйца, наблюдала за ними, не ложилась допоздна – вдруг они начнут вылупляться и она им понадобится. Рут даже оплатила счет от электрической компании, чтобы ей не отключили свет. Счет она оплатила деньгами, найденными в доме Клары.

Она молилась.

Роза вылупилась сама по себе, но ее сестра Лилия никак не могла вылупиться. И Рут помогла ей – разбила скорлупу.

И нашла внутри Лилию. Птенец посмотрел в усталые, настороженные старушечьи глаза.

Лилия и Роза породнились с Рут. И Рут породнилась с ними.

Они повсюду следовали за ней. Но пока Роза росла и крепла, Лилия слабела.

Из-за Рут.

Лилия должна была сама выбраться из скорлупы. Этот процесс придал бы ей силы. А помощь Рут ее ослабила. И вот как-то поздней ночью Лилия умерла в той самой руке, которая помогла ей появиться на свет.

Все страхи Рут получили подтверждение. Доброта убивает. Помогаешь другим – подвергаешь их опасности.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– «Стихотворение начинается как комок в горле, ощущение беды, – продолжил цитировать Гамаш, – тоска по дому, тоска по любви».

Рут посмотрела на него поверх хрустального стакана, который она нашла в доме Гамаша.

– Ты знаешь цитату, – сказала она, хватаясь за стакан обеими костлявыми руками. – Это не мое, как тебе известно.

– Это даже не стихотворение, – заметил Гамаш. – Это из письма Роберта Фроста, который объяснял другу, как у него рождаются стихи.

– И в чем твой вопрос?

– Это верно для всех видов искусства? – спросил он. – Для стихотворения, песни, романа?

– Для картины? – подхватила она, глядя на него своими проницательными слезящимися глазами, словно барракуда со дна холодного озера.

– Картина начинается как комок в горле, ощущение беды, тоска по дому, тоска по любви? – спросил он.

Краем глаза он видел, что Роза окончательно проснулась и пристально смотрит на свою мамочку.

– Откуда мне знать, черт побери?

Но под терпеливым взглядом Гамаша она уступила и коротко кивнула: