Луиза Пенни - Долгий путь домой

В какой-то момент случилось что-то неожиданное, и Питер Морроу написал свои необычные картины.

Гамашу не терпелось увидеть их.

Они прибыли в дом Клары Морроу на следующее утро. Веселый курьер почты «Ю-пи-эс» в коричневом пикапе и коричневых шортах передал Кларе предмет, который выглядел как дитя любви бейсбольной биты и багета.

Клара расписалась за длинную коричневую трубку и махнула ею в сторону Гамаша и Рейн-Мари, завтракавших на террасе бистро с Жаном Ги и Рут.

Дождь прекратился еще ночью, и день обещал быть ясным и теплым, солнце сверкало на каплях, повисших на листьях и лепестках цветов, крышах и траве. Испаряясь в солнечных лучах, они наполняли воздух ароматом роз, лаванды и кровельного гудрона.

К полудню деревня начнет поджариваться, как на сковороде, но пока она оставалась сияющей и душистой. Однако Клара ничего этого не замечала. Она смотрела только на тубус, доставленный курьером. Клара принесла его в дом и позвонила Мирне.

И стала ждать. Сжимая тубус. Разглядывая его. Надрывая оберточную бумагу. К счастью, долго ждать ей не пришлось. Через несколько минут все явились, и Клара сорвала обертку.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотала Рут.

– Вы же не думаете, что это гигантская сигарета с марихуаной? – осведомился Жан Ги.

– Я не так глупа, тупица.

Тем не менее энтузиазма у Рут поубавилось. Потом она внимательнее взглянула на тубус и оживилась.

– И бутылки виски внутри тоже нет, – сказал Жан Ги, читая ее мысли.

Эта новая способность вызывала у него некоторую озабоченность.

– Тогда чего все так возбудились?

– Пришли картины Питера, – объяснила Рейн-Мари, глядя на тубус и сгорая от нетерпения увидеть, что там внутри.

Казалось, будто Питер прислал по почте самого себя. Не свою физическую сущность, разумеется. Питер прислал свои мысли, свои чувства. В тубусе был своего рода отчет о его переездах и творчестве, после того как он покинул Три Сосны.

Они собрались вокруг Клары, которая срывала коричневую обертку. Оттуда выпала записка от Марианны и спланировала на пол. Жан Ги наклонился, поднял ее и прочитал: «Высылаю картины. Три на холсте – самые последние. Питер прислал их моему ребенку в мае. Откуда – не знаю. Три других – на бумаге. Он подарил их во время своего приезда зимой. Рада помочь».

Жану Ги показалось, что последние слова равносильны «рада от них избавиться».

– Давайте посмотрим, – сказал Габри.

Он только что пришел, и теперь они с Рут пихались локтями, сражаясь за место получше.

Жан Ги взял один из холстов, а Рейн-Мари – другой. Они развернули картины, но края продолжали закручиваться.

– Я ничего не вижу, – рявкнула Рут. – Разверните их.

– Это не так-то просто, – возразила Мирна.

Она оглядела кухню и наконец решила положить три картины на пол, словно коврики.

Они разгладили холсты, положили на каждый угол по большой книге и отошли подальше. К картинам вразвалочку направилась Роза.

– Забери ее, чтобы она на них не наступила, – сказала Клара.

– Наступила? – переспросила Рут. – Да ты скажи спасибо, если она на них насрет. Это их только улучшит.

Никто не стал с ней спорить.

Гамаш разглядывал картины, наклоняя голову то влево, то вправо.

Клара была права: не картины – сплошной хаос. И он понял: ему хотелось, чтобы ее слова оказались преувеличением.

Он надеялся увидеть в картинах хотя бы обещание. Но определенно рассчитывал, что они будут лучше, чем это. Что они будут необычными. Неожиданными. Даже немного сложными для восприятия. Как картины Джексона Поллока. Безумие красок. Капли, мазки, линии, как будто кто-то пролил краску. Несчастный случай на холсте.

И все это складывается в форму, в чувство.

Гамаш чуть подался влево. Вправо. В центр.

Нет.

Сплошной хаос.

Картины Питера, лежащие на полу, и в самом деле напоминали собачий завтрак. Правда, у собаки не хватило чутья, и она его съела. А потом ее вырвало.

Что бы Роза ни оставила на этих «шедеврах», это никак бы им не повредило.

В другом углу кухни Клара снимала резинки со свернутых в трубку картин меньшего размера и раскладывала их на столе, ставя на каждый угол солонку, перечницу или кружки.

– Итак, – сказала она, когда остальные подошли к ней, – судя по словам Марианны, это более ранние работы Питера.

Все уставились на стол.

Эти картины были ничем не лучше. Собственно говоря, они были даже хуже, чем лежащие на полу, если только такое возможно.

– Мы уверены, что их написал Питер? – спросил Гамаш.