Луиза Пенни - Долгий путь домой

И старался проявлять терпение.

Пытался сообразить, о чем говорят на другом конце провода.

Обдолбанные? Разве это вопрос к полиции? Потом ему показалось, что он услышал что-то о художниках, но и это тоже было нелепо. Зачем звонить в полицию и спрашивать о художниках?

Может, этот человек не в своем уме? Но он говорил спокойно и рационально и даже немного сердился сам на себя.

Услышав слова «расследование убийств», констебль Стюарт насторожился, но когда он спросил, хочет ли человек сообщить об убийстве, то получил единственный, пока понятный ему ответ.

«Нет».

– Тогда позвольте спросить, чего же вы хотите?

На том конце провода раздался долгий, протяжный вздох.

И затем слова:

– Mon dieu [47].

– Вы сказали «Mon dieu»? – спросил констебль Стюарт. – Вы говорите по-французски?

– Oui, – ответил Гамаш. – А вы?

Он задал этот вопрос по-французски и был вознагражден смешком.

– О да. Je parle français [48].

Наконец-то они нашли способ общения. По-французски. И все благодаря роману констебля Стюарта с француженкой, которая впоследствии стала его женой. Она со временем выучила английский, а он – французский.

Гамаш объяснил, что он отставной старший инспектор отдела по расследованию убийств Квебекской полиции и ему требуется помощь констебля Стюарта. Но не в связи с убийством. Это частное расследование. Он пытается найти пропавшего друга. Художника. Его следы обнаружились в районе Дамфриса в начале зимы. Гамаш назвал констеблю Стюарту даты приезда и отъезда Питера. Но он не знал, где находился Питер, чем занимался и вообще зачем туда приехал. Нет ли там места, где поселяются художники? Или какого-то объекта, который может привлекать их?

– Ну, вообще-то, у нас красивейшие места.

Гамаш позавидовал акценту констебля Стюарта. Когда тот говорил по-французски, голос его звучал мягко и обаятельно, раскатистое шотландское р-р-р идеально подходило для французского.

Кто бы мог подумать?

– Значит, там у вас есть знаменитые живописцы?

– Не то чтобы знаменитые. – И после паузы: – Нет, не могу сказать, что знаменитые. Но очень хорошие. К тому же наши пейзажи вдохновят любого художника.

Констебль Стюарт посмотрел в окно, за которым стоял серый холодный день. Дождь лил как из ведра.

Это было прекрасно.

– Потом, у нас есть немало очень красивых садов. Некоторые весьма примечательны. Садовник вам не нужен?

– Боюсь, что нет. Мне нужен художник. Вам не приходит в голову, зачем моему другу понадобилось приехать в Дамфрис?

– Кроме самых очевидных причин? Нет, сэр.

Гамаш посмотрел в окно гостиной. На деревню опустился густой туман, и три сосны на деревенском лугу были почти не видны. От бистро остались одни призрачные очертания, только свет чуть пробивался через окно.

Это было прекрасно.

– По движениям его банковской карты мы знаем, что он был в вашем районе, но у нас нет информации, где он останавливался.

– Ну, это дело обычное. В городе и вокруг него много дешевых гостиниц. Они предпочитают наличные.

– Я бы хотел послать вам фотографию и описание моего друга.

– Отлично. Я раздам его сотрудникам.

Голос констебля звучал жизнерадостно, в нем слышалась готовность помочь. Надежда. Но очаровательный акцент не мог скрыть того факта, что надеяться практически не на что. Шансы на то, что констебль Стюарт найдет следы Питера Морроу, оставленные несколько месяцев назад, были крайне малы. Однако констебль обещал попробовать, и Гамаш был ему благодарен.

Питер не случайно поехал в Дамфрис. Для этого была какая-то неясная им причина. Одно они знали наверняка: сейчас Питера там нет. Он уехал оттуда и объявился в Торонто.

Гамаш попрощался с констеблем и остался сидеть в мягком кресле. Окно было открыто, и он услышал падение первых капель дождя. Они ударяли по листьям, по крыльцу, барабанили по окну. Погода и старший инспектор на этот день определились.

Он откинулся на спинку кресла, переплел пальцы и уставился перед собой, размышляя. Думал о Питере, о Дамфрисе, о своем разговоре с констеблем Стюартом. У шотландцев и квебекцев было много общего. И тех и других покорили англичане. И те и другие сумели сохранить свой язык и культуру, хотя шансы на это были невелики. У тех и у других имелись националистические устремления.

Но Гамаш знал: Питер Морроу поехал в Шотландию не для того, чтобы заниматься проблемами самоопределения. По крайней мере, не на национальном уровне. Он вел более скромные поиски – себя самого.