Борис Баделин - Капитан Рубахин

А Василию и не нужно было от неё никаких слов. Он улыбнулся и прикрыл глаза. В этом молчании прошла вся дорога.

Уже перед воротами госпиталя, Рубахин вдруг открыл глаза и с явным огорчением произнёс:

– Зайца-то я так и не захватил с собой!

– Какого зайца? – встревожилась Наталья.

– Белого, игрушку – Танюшке в подарок!

– Ну, – с облегчением улыбнулась она, – зайца мы здесь любого купим!

– Такого не купишь больше нигде! – сказал Василий. – Он меня спас от пули. Но об этом я тебе потом расскажу. Ты принеси дочку ко мне, как только сможешь!

– Завтра же мы к тебе и придём вместе, если доктора позволят! – радостно пообещала Наташа.

– Забери это с собой! – указал он на пакет с рукописью.

Взглянув на папки, Наташа сразу всё поняла, и глаза её снова наполнились слезами:

– Господи! – сказала она. – Да за что же им это такое!

– Потом, Наташа! – тихо, почти шёпотом, произнёс Василий. – Обо всём поговорим потом…

На следующий день жена с дочкой появились у него сразу после обеда. Рубахин чувствовал себя гораздо лучше – палата была одноместной, ночь он проспал как убитый и хорошо отдохнул. Потому, когда его самые родные девушки вошли, Василий вскочил с постели и крепко обнял их обеих.

Должно быть, в подобные мгновения наши души как-то соединяются с той точкой Вселенной, где сосредоточена Мировая Душа. И она подпитывается этими мощными, как солнечные протуберанцы, выплесками человеческого счастья и любви. Не будь таких мгновений, наша Вселенная давно бы превратилась в пустую, бесцветную и безголосую дыру в самой себе.

Танюшка, вопреки всем тайным опасениям Василия, отца узнала, быстренько перебралась к нему на руки и старательно обслюнявила ему все щёки – целовалась!

Наталья смотрела на них сияющими глазами и рассказывала, рассказывала Василию обо всех достижениях дочки к одиннадцати месяцам – что научились делать, что говорить. Конечно, самым приятным в коротеньком дочкином словаре ему показалось слово «папа», которое она произносила почему-то на французский манер, с ударением на последнем слоге – «папа».

Все полтора часа, которые они провели вместе, были посвящены Танюшке…

На душе у Василия было светло. Если вывести за скобки радости детства, то подобное состояние он испытал в своей жизни ещё лишь дважды – когда Наталья ответила на его чувства, и когда родилась дочка.

Проводив своих девушек до лифта, Рубахин вернулся в палату, подошёл к окну и сразу об этом пожалел – слишком резким контрастом его настроению предстал заоконный пейзаж.

Медленно, конвульсивно продавливал себя по улице в бесконечность железный автомобильный поток. На нём, как на теле огромного полоза, непрерывно вспыхивали красные огни стоп-сигналов. Они прокатывались из конца в конец искрами безысходной злости и хронического раздражения друг другом у сидящих в машинах людей.

Серым, нечистым и рваным выглядело небо. Картина создавала ощущение, что снег падает на Москву уже грязным…

Стоя в оконном проеме, Рубахин вдруг очень ясно осознал, что всё его сегодняшнее счастье – как свеча на сыром ледяном ветру, а в кармане больше нет ни единой спички…

«Вот видишь, всё хорошо, что хорошо кончается!» – только что, целуя его у порога палаты, сказала Наташа.

«Разве что-то кончается? – с нарастающей горечью думал Василий. – И какой вообще может быть хэппи энд, если тебе ни хрена неизвестно, сколько там ещё эпизодов, перед тем, как напишут последние титры – у тебя на могиле? А если и смерть – не конец?»

Вечером заехал Николай Иванович Зименков.

– Ну что, Василий! – сказал он подчёркнуто просто, как могут говорить только очень непростые люди. – Будем знакомиться? …

Рубахин пожал протянутую ему руку. Она была сухой и крепкой.

Зименков обладал не броской, но какой-то очень продуманной внешностью. Казалось даже, что его родители в своё время тщательно взвесили, какими именно чертами сына наградить. Хотя, конечно, основное впечатление создавалось безупречно сидящим костюмом, умело подобранным галстуком и другими мелкими деталями, которые складывали облик делового, выдержанного и интеллигентного человека.

– Как самочувствие? – спросил Николай Иванович, располагаясь за маленьким столиком напротив Василия.

– Спасибо! – Рубахин сел, опустив ноги с кровати. – Уже лучше, и намного. Дочка сегодня меня воскресила! – улыбнулся он.

Зименков тоже улыбнулся и согласно закивал головой.