Борис Баделин - Капитан Рубахин

– Везите его в военный госпиталь! – распорядился Пряников, подводя Рубахина к машине «скорой». – Я туда позвоню!

Учитывая особую опасность происходящих событий подполковник резонно рассудил, что поместить капитана лучше не в гражданской больнице, а на охраняемой территории.

У Василия нестерпимо болела голова, и подкашивались ноги. Он едва не упал, но Пряников и пожилой врач подхватили его под руки.

Папки с рукописью упали на дорогу.

Подполковник поднял и отряхнул их от снега.

– Завезу тебе завтра, если хочешь, у меня не пропадут! – пообещал он. – Езжай, капитан, лечись!

Тут же, прямо в машине, Рубахину наложили несколько повязок и вкололи необходимые в таких случаях препараты.

Боль и напряжение стали уходить и Василий, укрытый казённым пледом, почувствовал, что погружается в полузабытьё.

Время в дороге прошло мимо его сознания, запомнились только тряска и крутые повороты, на которых с него сползал плед, и Василий автоматически, вялыми руками подтягивал его снова на себя.

В госпитале раны Рубахина обрабатывали долго: их было около десятка, из каждой пришлось удалять мелкие осколки, а потому Василию накачали столько анестетиков, что он уже воспринимал происходящее как-то отрешённо – словно эти мужики в зелёных операционных масках и фартуках, проделывали свои манипуляции вовсе не с его телом.

Когда, наконец, его переложили с каталки на койку в палате, он продолжал тупо смотреть в потолок, и не было воли ни думать, ни страдать.

Тоненькая девочка медсестра ловко подключила его к капельнице, осторожно вытерла марлевой салфеткой обожжённое лицо.

– Всё, миленький, – ласково проговорила она. – Теперь всё будет хорошо: сейчас уколю тебе снотворное, и ты отдохнёшь – ладно?

Рубахин вместо ответа опустил веки и уснул, будто провалился в глубокую тёмную яму, без ощущений и снов.

Та же самая медсестра разбудила Рубахина и утром. После всех положенных процедур и обхода, Василия оставили в покое, но ненадолго – пришел Пряников. Он вынул из сумки папки с рукописью и положил их на тумбочку у изголовья постели.

– Спасибо! – Василий слабо пожал протянутую ему руку.

– Как ночевал, капитан? – спросил подполковник, усаживаясь на табурет рядом.

– Неплохо, наверное, если проснулся живым! – слабо улыбнулся Рубахин.

– Поговорим? – Пряников полез в карман за блокнотом и сразу перешёл к делу. – Ты кого-нибудь подозреваешь конкретно в этом наезде?

– Кого я подозревал – застрелился! Для меня на нём всё и оборвалось. Мальчишку не нашли, что я задерживал?

– Ищут. Пока, правда, безрезультатно.

– И не будет результата! Думаю, что его ещё тогда убрали. И труп хорошо спрятали. Так что – нечего мне тебе сообщить, подполковник! – Василий, морщась от саднящей боли, пристроил себе подушку под спину. – Меня уже дважды пытались отправить на тот свет, а я до сих пор не пойму – за что. Ведь я не знаю ни хрена!

– С кем тебе в этот раз предлагали встречу? – спросил Пряников, у которого наверняка уже была расшифровка разговора по мобильнику.

– Не знаю, с кем. Но нужно было соглашаться, – Рубахин почувствовал, как чёрная безнадёга изнутри начинает растворять все транквилизаторы, что ему накололи со вчерашнего вечера. – Нужно было соглашаться, а то вокруг меня уже скоро кладбище образуется!

– Ты как мальчик, Рубахин, – качает головой подполковник. – Не соглашаться, а звонить нужно было мне сразу, как «хвост» за собой обнаружили!

– Мобильник был разряжен, а номер твой только там записан, – отвечает Рубахин, понимая, что это не оправдание – можно было выйти и на дежурного с телефона старика Вознесенского.

Подполковник был прав.

– Ладно, теперь можно сколько угодно «быкать» – «если бы, да кабы», – говорит Пряников. – Но ведь они не успокоятся, они будут тебя доставать, может быть, ещё злее, чем раньше. Вон сколько в деревне вы их завалили!

– Это Михаил Петрович – ворошиловский стрелок! – Василий почувствовал, как горло ему перехватывают спазмы, и отвернулся к стене. – Похоронить бы надо стариков, – хрипло произнёс он. – Сыну Гавриила сообщить – на Камчатке, военный лётчик.

– Ладно, капитан! О похоронах не беспокойся, мы всё организуем, и сына найдём! – Пряников поднялся. – Выздоравливай. Потом поговорим. Только с этой минуты – никакой самодеятельности! И из госпиталя – ни ногой!

Рубахин кивнул.

– Да, чуть не забыл! – гость вернулся с порога и положил на тумбочку мобильный телефон, – связь с нами, если что – только по этому аппарату. По своей трубке вообще не звони, и никому не отвечай – она может быть у них на контроле – пусть лучше полежит пока выключенной…