Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

Николь явно наслаждалась тем, что утерла нос Кларе, а Клара против воли закипала гневом. Она молча уставилась на это самоуверенное молодое лицо по другую сторону пюпитра. Больше всего ее огорчило то, что девица была права. Действительно, на «Ярмарочном дне» была изображена крупная блондинка, и Клара знала, что Тиммер, мягко говоря, не любила Йоланду сильнее, чем ее не любила Джейн.

– Позвольте вас на секунду, – сказал Гамаш, становясь между Кларой и Николь так, чтобы Клара больше не видела торжествующего взгляда молодой женщины.

Не тратя слов, Гамаш повернулся и пошел к выходу. Николь, помедлив секунду, двинулась следом.

– Завтра утром в шесть часов из Сен-Реми уходит автобус в Монреаль. Садитесь на него и уезжайте.

Больше ему сказать было нечего. Агент Николь осталась на холодном темном крыльце. Ее трясло от ярости. Она хотела молотить кулаками в захлопнувшуюся дверь. Все дороги теперь закрылись для нее – и вот она в очередной раз оказалась выкинутой на обочину. Дрожа от злости, она подошла к окну и заглянула внутрь, туда, где толклись люди, увидела Гамаша, который разговаривал с этой Морроу и ее мужем. Но на картине было и что-то еще. Через несколько секунд она поняла, что это ее отражение.

Как она объяснит это отцу? Испортила все собственными руками. Что-то где-то сделала не так. Но что? Никакие доводы разума на Николь не действовали. Она не могла думать ни о чем другом – только о том, как вернется в их маленький домик с безукоризненным садиком на восточной окраине Монреаля и скажет отцу, что ее выкинули из дела. Позор. Одна фраза, возникшая в ходе следствия, пришла вдруг ей в голову.

«Перед тобой проблема».

Это имело какой-то смысл. Она была уверена: какой-то важный смысл. И вдруг она поняла.

Этой проблемой был Гамаш.

Вот он стоит там, разговаривает, смеется, самодовольный и даже не думающий о той боли, которую ей причинил. Он ничем не отличался от тех чехословацких полицейских, о которых ей рассказывал отец. Как же она могла быть такой слепой? Она с облегчением поняла, что ей ничего не нужно рассказывать отцу. Ведь это была не ее вина.

Николь отвернулась от веселящихся людей и собственного одинокого отражения – это зрелище приносило ей боль.

Час спустя собравшиеся переместились из выставочного зала в дом Джейн. Ветер усиливался, начинал накрапывать дождик. Клара расположилась в центре гостиной, как могла бы расположиться Джейн, чтобы видеть реакцию всех, кто входит.

Часто раздавалось «Боже мой», или «Черт возьми», или «Tabarouette». А также, словно эхом, разносилось «Tabarnouche» и «Tabarnacle». Гостиная Джейн превратилась в святилище для разноязычной брани. Клара чувствовала себя в своей тарелке. Держа в одной руке стакан с пивом, а в другой – горсть орешков кешью, она смотрела на прибывающих гостей, которые от удивления разевали рты. Бульшая часть стен внизу была очищена, и перед зрителями разворачивалась география и история Трех Сосен. Пантеры и рыси, давно исчезнувшие, мальчики, отправляющиеся на Первую мировую войну, а оттуда прямо на скромное витражное стекло Святого Томаса, установленное в честь погибших. Рядом с Уильямсбургским полицейским отделением расположились плантации конопли, в окне сидел довольный кот и смотрел на эти густые заросли.

Клара, конечно, первым делом нашла себя. Ее лицо высовывалось из старых садовых роз, а Питер стоял на четвереньках за благородной статуей Бена в шортах, установленной на газоне перед домом матери. Питер был в одеянии Робин Гуда, в руках держал лук и стрелы, а Бен стоял отважный и сильный, устремив взгляд в сторону дома. Клара внимательно обследовала роспись – не обнаружатся ли змеи, выползающие из старого дома Хадли, но ничего не нашла.

Дом быстро наполнялся смехом, визгами и воплями узнавания. А иногда человек разражался слезами, причину которых и сам не мог объяснить. Гамаш и Бовуар ходили по комнате, смотрели, слушали.

– Меня привлекает очарование этих образов, – сказала Мирна Кларе. – Даже смерти, несчастные случаи, похороны, неурожаи – даже в них есть какая-то жизнь. Она сделала их естественными.

– Эй, – окликнула Клара Бена, и он тут же поспешил к ней. – Посмотри на себя. – Она показала на изображение.

– Очень смелый. – Он улыбнулся. – Словно из скалы высечен.

Гамаш посмотрел на изображение Бена: сильный мужчина, но смотрит в сторону родительского дома. Не в первый раз ему пришло в голову, что смерть Тиммер Хадли случилась очень вовремя для ее сына. Он наконец-то смог выйти из ее тени. Но любопытно, что в тени-то как раз оказывался Питер. В тени Бена. Гамаш спрашивал себя, что бы это могло значить. Он начинал понимать, что дом Джейн был ключом ко всему местному сообществу. Джейн Нил была очень наблюдательной женщиной.