Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

– Что вы увидели?

– Ничего.

Питер повернулся спиной к Гамашу и пошел прочь. Гамаш последовал за ним.

– Мистер Морроу, мой вопрос никак не был связан с искусством – я имел в виду убийство. Прошу вас ответить.

Эти слова заставили Питера остановиться, замерли и многие другие, кто полагал, что Гамаш не способен на резкие слова.

– Эта картина тревожит меня. Не могу сказать вам почему, потому что и сам не знаю. Мне кажется, что это не та работа, которую мы принимали две недели назад, но в то же время я знаю, что ничего в ней не изменилось.

Гамаш уставился на «Ярмарочный день». Ему эта картина не понравилась с первого взгляда, так что тут он не мог быть объективным судьей, но в отличие от настенной живописи Джейн эта картина его ничуть не тронула.

– Так что же изменилось?

– Ничего. Может быть, изменился я. Это возможно? Это как тот фокус с игральной картой Джейн – дамой червей. Может быть, и произведения искусства тоже меняются? Я вот к концу дня смотрю на то, что написал, и мне кажется, что это здорово, а на следующее утро смотрю снова и думаю: какое дерьмо. Картина ничуть не изменилась, изменился я. Может быть, смерть Джейн так сильно меня изменила, что я больше не вижу в этой картине того, что видел прежде.

– Вы в это верите?

«Черт бы тебя подрал», – подумал Питер.

– Нет.

Они снова уставились на «Ярмарочный день», потом постепенно-постепенно стал раздаваться шумок, которого никто из присутствующих не слышал никогда прежде. Он усиливался и дошел до такой степени громкости, что начал отдаваться в ушах зрителей. Клара почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица и пальцев. Неужели начался шторм? Возможно, у хвоста урагана и должен быть такой звук? Неужели «Кайл» наконец-то добрался до них? Но потом она поняла, что этот рокот исходит откуда-то из глубин здания. Что его источником является этот зал, что он находится где-то рядом с Кларой. Она повернулась и увидела этот источник. Рут.

– Это я! – сказала Рут, ткнув пальцем в танцующую козу на картине.

Рокот перешел в фонтан смеха. Рут хохотала до упаду – ей пришлось ухватиться за Габри. Ее смех заразил всех присутствующих, засмеялись даже самые кислые лица и забытые художники. Бульшая часть вечера ушла на разглядывание картины, в которой люди находили себя или своих знакомых. Рут нашла родителей Тиммер, ее брата и сестру, уже ушедших в мир иной. Там была и учительница начальной школы, муж Тиммер и класс, в котором они обе учились. Они были еще птенцами. Примерно за час почти все фигуры на картине были опознаны. А Питер продолжал смотреть, не присоединяясь к общему смеху.

Что-то здесь было не так.

– Я поняла! – Клара показала на картину. – Это было написано на заключительном шествии, верно? В тот день, когда умерла твоя мать. Посмотри, разве это не она?

Клара показала Бену на облако с короткими ножками. Летающий ягненок.

– Ты права, – рассмеялась Мирна. – Это Тиммер.

– Понимаешь, это дань Джейн твоей матери. Все, кто есть на этой картине, имели для нее какое-то значение. От ее бабушки и дедушки до собаки, до всех, кто между ними. – Клара повернулась к Питеру. – Ты помнишь наш последний обед?

– На День благодарения?

– Да-да. Мы говорили о высоком искусстве, и я сказала, что, на мой взгляд, искусство становится искусством, когда художник вкладывает в него частичку себя. Я спросила у Джейн, что она вложила в эту работу. И помнишь, что она ответила?

– Извини, не помню.

– Она подтвердила, что вложила в картину частичку себя, что у картины есть свой смысл. Она еще не была уверена, поймем ли мы его. Я даже помню, что она смотрела на Бена, когда говорила это, словно тебе это должно быть понятно. Я тогда спрашивала себя, что она имеет в виду, а теперь мне стало ясно. Это посвящено твоей матери.

– Ты так думаешь?

Бен подошел к Кларе и уставился на картину.

– Нет, не вижу тут никакой логики, – сказала агент Николь, которая снялась со своего поста у дверей, привлеченная смехом, будто преступлением.

Гамаш двинулся к ней, надеясь пресечь ее высказывания, прежде чем она скажет что-нибудь совершенно оскорбительное. Но его ноги, хотя и длинные, не успели за ее языком.

– Кто была Йоланда для Тиммер? И вообще, знали ли они друг друга? – Николь указала на лицо светловолосой женщины на трибунах рядом с акриловыми Питером и Кларой. – Зачем бы стала Джейн Нил изображать племянницу, которую сама же и презирала? Нет, это не может быть данью миссис Хадли, если тут присутствует эта женщина.