Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

Приор покачал головой, словно до сих пор не мог поверить в то, что произошло.

– Да как такое возможно-то? – посетовал он. – Когда мы вместе с графом открывали часовню прошлым вечером, все было на месте. А спустя всего несколько часов облатки исчезли! Из комнаты с зарешеченными окнами и запертой на три запора тремя разными ключами! Богом клянусь, я со своим ни на минуту не расставался. – Он перебрал цепочку, застегнутую на шее, и показал всем ключ. – Я даже сплю с ним!

Настоятель по его примеру вынул ключ из-за пазухи.

– То же самое относится и ко мне, – пояснил он слабым голосом. – Не знаю, правда, где хранит свой ключ граф. Во всяком случае, вчера вечером и сегодня утром тот висел у него на поясе.

– А чего вам вообще вздумалось снова заходить сюда утром? – спросил библиотекарь. – Между прочим, часовня до самого праздника должна быть под замком.

Приор Иеремия вздохнул.

– Потому что так захотелось графу. Он решил, что ему нужно еще раз помолиться перед мессой, причем перед святыней. Разве могли мы отказать в просьбе Виттельсбаху? Сам знаешь, что мы до гроба вверены курфюрсту.

– Вам еще вчера не следовало водить его сюда! – ругнулся библиотекарь. – Все это лишь навело его на дурные мысли! И что вообще графу понадобилось здесь так рано? Обычно он являлся только к самому празднику…

– Это действительно странно, – согласился приор. – Хотя вчера войти в сокровищницу предложил Маурус. Кстати, зачем?

– Проклятие! Потому что у меня возникло смутное чувство, что что-то не так, – ответил настоятель дрожащим голосом. – И как видите, чутье меня не обмануло. И вообще, что это за допрос такой? Тебе-то , Иеремия, до́лжно радоваться, что облатки пропали! Если об этом узнают, я лишусь своего сана. Будто я не знаю, что ты только и ждешь того момента, когда сможешь занять мое место…

– Клевета! – вспыхнул Иеремия. – Пустая клевета! Нам давно следовало вызвать судью из Вайльхайма. Все здесь пошло наперекосяк! Пойми наконец, что ты уже не справляешься со всеми этими происшествиями.

– Да как ты смеешь… – начал настоятель.

Но в это мгновение Куизль задел плечом одну из множества икон, и тяжелая рама с грохотом упала на пол. Палач прикусил губу, чтобы не выругаться в голос, но промах было уже не исправить.

– Тихо! – прошипел библиотекарь. – Там кто-то есть!

– Это голем! – взвыл брат Экхарт. – Господи, он пришел за нами! Вот наш конец! Пресвятая Богородица, молись за нас теперь и в час…

– Заткнись, идиот, – перебил его приор. – Лучше посмотрим, что там стряслось.

Послышались шаги. Тихо, словно тень, палач отделился от стены и сбежал по ступеням. В следующую секунду он уже скользнул за низкую дверь и снова подсел к монахам, внимавшим беспокойной проповеди брата Лаврентия.

Куизль опустился на колени, сложил руки и зашевелил губами, точно бормотал молитву, но сам уже усиленно соображал. Он с трудом пытался собрать воедино все сведения, полученные за последние пятнадцать минут. Они, словно обрывки книги, вихрились у него в голове и распадались всякий раз, когда палач, казалось, находил две подходящих части.

Куизль сосредоточенно кусал губы, скрипел зубами, точно большими жерновами, и впервые искренне жалел, что монахам нельзя курить во время службы.

– Она закрыта на три запора! – взволнованно рассказывал Симон, пока готовил в дальней части зловонного лазарета отвар из ивовой коры. – Три запора, открыть которые можно только тремя разными ключами, а те хранятся у трех разных людей. В этой хронике из библиотеки все подробно расписано. Святая обитель, вероятно, самая надежная сокровищница во всей Баварии.

Погруженный в раздумья, лекарь помешивал кипящий, бурого цвета отвар. Магдалена тем временем обмазывала тряпки пахучей мазью, чтобы затем наложить их на грудь пациентов. Супруги уже целый час возились с больными паломниками, которым числа не было. В бывшей конюшне уже не осталось ни одной свободной койки, а пациенты все прибывали.

Магдалена со вздохом убрала непослушную прядь со лба и размяла затекшую спину. Безмолвный подмастерье Маттиас оказался столь любезен, что согласился присмотреть немного за детьми. Он жестами объяснил, что пойдет с малышами собирать мед на монастырскую пасеку. Магдалена надеялась, что на этот раз он проявит больше ответственности, нежели прошлой ночью. Сорванцы, наверное, уже с головы до ног перемазались медом.

– Теперь в часовне хранится, наверное, несколько сотен реликвий, – восторженно продолжал Симон, разливая отвар через сито.