Наталия Соломко - Пожарный кран № 1

Павлик помолчал и спросил:

— Можно, я приду?

— Знаешь, лучше не надо, — сказал Михаил Павлович. — Я по тебе не соскучился.

— И Юлька тоже меня видеть не хочет, — тяжело вздохнул Павлик. — Я прихожу, а она дверь не открывает. Да еще этот ее брат… Обещает милицию вызвать, если я еще приду.

— Молодец! — похвалил Михаил Павлович. — Я и не знал, что он такой решительный человек.

— Я вас очень прошу, — умоляюще заговорил Павлик. — Поговорите с Юлькой… Я же за ней приехал! Скажите ей, чтоб перестала дуться! Ну, я виноват, признаю, ну, уехал, оставил ее одну…

— Не одну, а с сыном, — угрюмо уточнил Михаил Павлович.

— Я понимаю, конечно, ей трудно было. Но я ж не гулять уехал, я в кино снимался! Объясните ей это!

— Не буду, — покачал головой Михаил Павлович, и лицо у него было горестное. — Я тебе не помощник.

— Ну, почему, Михаил Павлович? За что вы все на меня?

Михаил Павлович молчал и становился все угрюмей. Наконец он сказал:

— Потому что ты, Павлик, предатель. И правильно тебя Славик гоняет! И мне на глаза лучше не попадайся, вот что я тебе скажу!

И Михаил Павлович грохнул трубкой.

— Что с вами? — испугался Сергей Борисович. — Вам плохо? Может, валидол дать?

— Спасибо, — отозвался Михаил Павлович. — Не ищите, у меня свой есть.

Он подошел к окну, прижался лбом к ледяному стеклу.

— А какие все добрые, верные… — тоскливо пробормотал он. — Пока не вырастут. И ведь всегда надеешься, что вырастут людьми!

— Ах, Михаил Павлович, ну стоит ли так переживать из-за пустяков! неодобрительно качнул головой директор. — Поссорились — помирятся, чего не бывает! Радоваться надо, что ваш воспитанник стал известным артистом, а вы… Стоит ли принимать все так близко к сердцу. Оно ведь у вас не железное.

— Вы полагаете? — с печальной усмешкой спросил Михаил Павлович.

— Беречь себя надо! — наставительно ответил Сергей Борисович. — Два инфаркта — это не шутки!

— Инфаркт — это что? — настороженно спросила Анька. Слово это показалось ей смутно знакомым, и отчего-то тоскливо стало на душе.

— Болезнь такая — трещина в сердце, — объяснил Айрапетян. — У моей бабушки тоже был инфаркт, только один пока…

— А всего их сколько?

— Три.

— А потом?.. — Анька испуганно заглянула Айрапетяну в глаза.

— Потом умирают…

И Анька вспомнила, откуда она знает это слово: папа умер… Лежал с закрытыми глазами на диване и молчал. А мама стояла у окна и плакала…

А Анька не плакала: она ведь сразу догадалась, что это — не папа, это ненастоящий кто-то лежит на диване и молчит… Очень на папу похожий, у него родинка на щеке и морщинки у глаз — совсем как у папы… Но это — не он. Анька папу чувствовала: идет папа с работы, входит во двор, Анька не видит его, но знает: он сейчас придет — потому что на душе у нее вдруг становится радостно и тепло, будто Анька и папа связаны какой-то невидимой ниточкой… А этот, который лежал на диване, никакой не папа, Анька смотрит на него — и внутри у нее никакой радости, пусто…

А в доме ходили на цыпочках и говорили: папа умер…

А как это — умер? Где он?

Но никто не мог объяснить это Аньке, а в комнатах почему-то пахло праздником Новым годом, хотя до Нового года было еще далеко…

Потом пришли люди — много, так, что стало тесно, и того, ненастоящего, положили в длинный деревянный ящик, обитый черной материей, и с музыкой понесли по улицам.

Была осень, серый, скучный день. Небо висело прямо над крышами, из него падал первый снег. Он несся тяжелыми липкими хлопьями — на деревья, на дорогу, на плечи и лица — и сразу таял…

Только у ненастоящего папы все лицо было в снегу.

На кладбище уже выкопали глубокую яму. Анька подошла и заглянула… На дне стояла лужа.

— Девочка, подойди и поцелуй папу! — велел Аньке незнакомый дядька с черной повязкой на рукаве и подтолкнул к черному ящику. Наверное, он был тут начальником: все время командовал, кому что делать.

— Это не папа! — сердито ответила Анька и стояла, смотрела, как ненастоящего заколотили в ящик и стали спускать вниз, в лужу.

А снег все шел…

Откуда-то появились еще три дядьки, с лопатами, и быстро-быстро закидали яму желтой мокрой глиной.

— Родственники, кладите венки! — скомандовал начальник.

Грязный желтый холм пропал под еловыми ветками.

Из веток выглядывал папа…

Мама и соседка бабушка Егорьева плакали, остальные стояли тихо, с печальными лицами, а папа весело улыбался Аньке среди веток…