Наталия Соломко - Пожарный кран № 1

Не приходилось сомневаться, что там, за дверью, происходит очередное безобразие!

Заглянув в репетиционную комнату, директор увидел ужасное! Сохраним пока в тайне, что именно. Потому что опять же необходимо кое-что разъяснить.

В репетиционной обнаружены были Сергеем Борисовичем Аня Елькина и Вася Балабанов, известные безобразники. Удивляло отсутствие Вовы Гусева эта троица всегда держалась вместе. Со скорбным недоумением директор отметил присутствие в скверной компании примерного мальчика Айрапетяна.

— Впрочем, этого следовало ожидать, — с горечью пробормотал он. Сразу надо было догадаться, чем это кончится…

Дело в том, что раньше примерный Яша Айрапетян занимался в кружке ракетостроения и, между прочим, был там самым способным. Ах, какие замечательные космические корабли он строил! Но месяц назад способный Айрапетян вдруг забросил ракетостроение и перешел в пионерский театр «Глобус». Ни с того ни с сего…

Сергей Борисович тогда долго с ним беседовал, пытаясь вразумить. «Что за странная прихоть! — говорил. — Таким интересным делом ты занят, Айрапетян! И ведь так прекрасно у тебя получается, на ВДНХ собираемся отправить твою последнюю модель! Ну зачем тебе переходить в театр?..» «Надо!» — тихим, но упрямым голосом отвечал Айрапетян.

Вот теперь, пожалуй, пора сказать, что увидел директор, распахнув дверь репетиционной…

Он увидел, как космический корабль Айрапетяна (тот самый, который в ближайшее время собирались отправить на ВДНХ) с гулом и свистом вылетел в настежь распахнутое окно и унесся к звездам…

— Безобразие! — охнул Сергей Борисович. — Вы соображаете, что вы натворили?!

В общем, для Аньки, Балабанчика и Айрапетяна это утро тоже не медом было мазано!

Пока возмущенный до глубины души директор влечет безобразников под грозные очи Михаила Павловича, познакомимся поближе со скверной компанией.

Балабанчик, Анька и Вовка дружат с первого класса.

Уже тогда, четыре года назад, они твердо решили, что никогда ни в кого не влюбятся: им и так хорошо!

«А то что ж будет? — волновалась Анька. — Перевлюбляемся, еще и жениться придется… Какие-то ваши жены, какой-то мой муж, да еще и дети потом появятся! Чего хорошего?»

«Ничего! — подтверждал Балабанчик. — Ну ее, любовь эту! Будем всегда втроем!»

А когда они вырастут, у них будет дом на берегу моря. А еще они заведут лошадь и собаку и построят корабль для Балабанчика. Балабанчик будет плавать по морю и сражаться с пиратами, а Вовка и Анька станут артистами — там, на берегу моря, обязательно будет театр… Вечером Вовка и Анька будут в нем выступать, а утром — кататься на лошади по берегу моря и смотреть на горизонт: не появится ли там корабль Балабанчика…

Вот какая прекрасная у них будет жизнь, когда они вырастут.

«Уговор — дороже денег! — строго сказала тогда Анька. — Никакой любви!»

«Никогда! — поклялся будущий капитан. — Якорь мне в глотку и сто акул в бок!»

А Вовка, который сильно заикался и потому в разговорах был краток, взволнованно крикнул, ударив себя в грудь кулаком:

«Мо-мо-могила!»

Это означало, что он не расстанется с друзьями до самой смерти.

И вот теперь некоторые (не будем их называть), кажется, кое о чем жалели и, может быть, даже собирались нарушить ту страшную клятву!

Удивительные, непонятные происходили вещи: днем некоторые с презрительной усмешкой ругали девчонок и утверждали, что никакой любви нет, а по ночам им снилась одна девочка, якорь этим некоторым в глотку и сто акул в бок!

Да, именно: в этой маленькой главке все главные герои нашей повести на несколько минут собрались вместе… И никто еще и не подозревает даже, что их ждет впереди. Разве что Константин Сергеевич Станиславский, мудрый старик… Глядит с портрета и печально улыбается, будто все ему известно заранее… Пока ничего не началось, надо рассказать и о нем, он тоже лицо действующее.

Конечно, некоторые могут засмеяться: разве может портрет быть действующим лицом? Он же нарисованный!

Людям, которые так уж хорошо знают, что в жизни может быть, а чего не может, мы скажем с таинственной усмешкой: ах, миленькие, в жизни всяко бывает!..

Так вот: портрет этот был подарен Михаилу Павловичу его друзьями-актерами, о чем и сообщала позеленевшая от времени бронзовая табличка в левом углу рамы: «Милейшему Мише в год ухода из театра от товарищей по Искусству». Портрет был большой, а квартира у Еремушкиных маленькая, и Михаил Павлович украсил им свое новое рабочее место… Случилось это так давно, что ни Аньки, ни Балабанчика, ни Яши Айрапетяна еще и на свете не было… Но были другие, тоже шумные и беспокойные. Стоило им прийти на репетицию, как стены начинали ходить ходуном. Так что портрет не раз и не два срывался и падал, отчего красивая позолоченная рама давно потрескалась и облупилась.