Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

Проводив гостя, долго сидел в раздумье Иван Кузмич на одном месте в раздумьях о человеческой натуре, потом надел очки и, чтобы освободится от гнетущих мыслей, принялся читать «Евангелие».

Василий Михайлович возвращался на вокзал по рощице, которая совсем недавно стала непосредственной участницей кровавой трагедии. Что—то всё—таки сдвинулось, появились свидетели, пусть дети, но хоть такие. Сталось дело за малым, штабс—капитан ухмыльнулся, предъявить ненайденных злодеев.

Не смотря на упавшее настроение, хотя, что можно было ждать от такого путешествия. Не рассчитывал же Орлов на самом деле привести в наручных оковах убийц. Слава Богу, что есть такие свидетели.

Василий Михайлович давно уловил, что позади кто—то крадётся в обуви на мягкой подошве. Несколько раз украдкой оборачивался, но так и не приметил идущего следом человека. Начало напоминать игру из детства – догони и запятнай.

Боязни не было, охватил охотничий азарт, как же так, боевой офицер, в последние годы посвятивший себя всецело сыскному ремеслу, не может увидеть даже мельком преследователя. Рука, помимо воли, потянулась к рукояти пистолета, который находился всегда при штабс—капитане. В разные передряги приходится попадать, в разные.

Стрельна встретила возвращение Жукова собиравшимся над землёю сумраком, который предвещал окончание столь трудного для сыскного агента дня. Казалось бы, бесцельные пересадки из одного поезда в другой, такие же бесцельные разговоры с пытающимися что—то утаить людьми, добавляли головной боли и чувство горечи, которое застряло в горле комком горечи.

Хорошо, хоть кто—то видел преступников, но как их теперь разыскать? Столица велика, а пригороды? Конечно, надо искать среди знакомых, но не все они, допустим, выявлены, это и предстоит сделать в ближайшее время, ибо чем далее, тем будет труднее отыскать. Скрытный был Мякотин, не иначе боялся выдать доверенную ему под честное слово тайну. Которая, может быть, и привела к погибели.

Миша без цели походил по дебаркадеру. Приводя мысли в порядок. Но так и не смог до конца додумать. Перед ним выросла статная фигура Селивана.

– Здравия желаю, Ваше Благородие! – Полицейский приложил руку к головному убору.

– Здравствуй, здравствуй, – рассеянно ответил Жуков, так и не освободившийся от теснившихся в голове мыслей.

– Разрешите полюбопытствовать? – Страж вокзального порядка переминался с ноги на ногу.

– Да, да, – сказал Миша, сжав губы.

– Вы, – начал Селиван, но увидев отсутствующий взгляд осёкся.

– Что, братец, говоришь?

– Дак я говорю, разрешите вопросец?

– Пожалуйста.

– Скоро душегубов в холодную посадите?

– Скоро, – покачал головой сыскной агент, – скоро.

– Значит…

– Совершенно верно, некоторыми сведениями располагаем и поэтому, – расхвастался Жуков, – арест не за горами.

Селиван улыбался.

– Кстати, господин Орлов не объявлялся?

– Никак нет, – полицейский поедал глазами столь молодого путилинского помощника, но несущего службу в столь непростом отделении, – как отбыли в деревню, так и не возвращались.

– Хорошо.

– Так известны злодеи?

Миша посмотрел на Селивана выразительным взглядом, в котором читалось «сие есть тайна великая и в надлежавшее время будет вынесена на суд людской».

– После трудов праведных хотелось бы стакан чаю, – мечтательно произнёс Жуков.

– Дак, Ваше Благородие, – изумился полицейский, – буфетная открыта.

– Спасибо, голубчик, – тон Миши оставался снисходительным, – там? – И махнул рукой в сторону здания вокзала.

– Так точно, там.

– Да, как появится господин Орлов, скажи ему, что я в буфетной.

– Непременно.

– Благодарю.

Ладонь штабс—капитана охватила рукоять пистолета, но он не стал вытаскивать смертельное оружие, а только замедлил шаг и напрягся, подобием заведённой часовой пружины, готовой в любую секунду вырваться из плена зацепления.

Осторожные торопливые шаги были едва слышны, если бы не прошлогодняя подсохшая листва, то услышал бы Василий Михайлович преследователя, не знал.

Прислушивался со всей чуткостью, но шуршание, то неожиданно приближалось, что сердце, начинало, бешено колотиться в груди, то позади ощущалась враждебная тишина.

Миша распахнул настежь дверь, в буфетной, кроме хозяина заведения, скучающего у стойки, никого не было. Да и тот вскочил, словно ошпаренный, заулыбался и почти на носках лёгкой походкой летел к единственному посетителю.