Нина Васина - Правило крысолова

И вот, в шесть с минутами, я подъезжаю к знакомому следственному изолятору. Легким ознобом, приподнявшим дыбом волоски на руках, прикоснулось ко мне воспоминание о ночах в камере. А вдруг — опять посадят? Разглядываю участливые улыбчивые лица рядом. Нет, не похоже. Очень уж сладкие. “Извините за беспокойство” сказали раз тридцать. “Спасибо за содействие следствию” — двенадцать раз. На что они надеются? Что Зебельхер проведет со мной беседу о своих достижениях в области обнаружения банковского вклада Руди, а я — о своих? Как ни странно, но именно о деньгах Зебельхер и заговорил, как только мы уставились друг на друга через стол.

— Вы не иметь достаточно опытности, чтобы влиять на обстоятельства, — заявил немец.

— И не говорите! — тут же согласилась я. — Какая опытность? Верчусь как белка в колесе, двое детей, попугай при смерти, инспектор милиции отнес от моего имени заявление в загс, дедушку убили, у бабушки — сердце, мама меня бросила, а отец бросил еще раньше!..

И вдруг — заплакала, с ходу и от души. А что, все так и есть! Мама — бросила. Отец вообще неизвестно где и с кем. Дедушка в морге. Бабушка лежит, не вставая. Дети?.. Дети, конечно, поводов поплакать пока не дают, но ничего, поплачу на всякий случай в счет будущих проблем!

— Перестать играть! — стукнул Зебельхер по столу ладонью. Звякнули наручники. — Вы не справляться с деньгами, если даже будете знать, куда их находить!

Плакать расхотелось. Я постаралась сосредоточить взгляд на пигментных пятнах под глазом у Зебельхера.

— Я заиметь хороший адвокат, я платить и выходить через год, я вам не давать проходить по жизни! Со мной хорошо дружить, Инга, давайте дружить и работать вместе. Половина.

— Половина? — удивилась я искренне, потому что Ладушкин угадал про эту половину заранее.

— Ладно, — по-своему понял мое удивление Зебельхер. — Шестьдесят — вам.

— Адвокат… — задумалась я. — У меня есть хороший адвокат.

— Я знать, что вы умный и смелый, — скривился в улыбке немец.

— Его зовут Викентий Карлович Неймарк.

— Он немец? — заинтересовался Зебельхер.

— О да. Он сын колбасника, лучший адвокат в Москве.

— Я вам доверять. Ней-марк, Ней-марк… Я запомнить и требовать Неймарк.

— Желаю удачи.

На улице ждал Ладушкин. Я сразу же предупредила его, что очень спешу, мне нужно срочно ехать в деревню за мужчиной, нужно успеть еще до вечера подать заявление в загс, чтобы нас поженили в субботу, поэтому не надо на меня смотреть умоляющим взглядом, хватать за руку, обещать вечную любовь и дружбу до гроба и восемнадцать процентов от пятидесяти миллионов немецких марок.

— Только одно, — грустно попросил Ладушкин. — Я — пас. Мне тебя не одолеть. Ты ведьма, и здесь ничего не поделать. Я хочу знать только одно!

— Коля, милый, отпусти меня, опаздываю!

— Только один вопрос! Что вы делали с мамой по ночам в полнолуние между… между кухней и коридором?.. В апреле… Да, в апреле по ночам в полнолуние! — Ладушкин от напряжения сглатывает, я смотрю на дернувшийся кадык, вспоминаю вдруг Павла, его кадык…

— А Павла правда застрелили?

— Застрелили, застрелили, говори, что вы делали?

— Значит, в апреле в полнолуние, ночью, между кухней и коридором?.. — Минуты три я усиленно “вспоминаю”. Потом на лицо мое накатывает просветление и — одновременно — легкий стыдливый румянец. — Ладушкин, — говорю я укоризненно, — это же секрет, мужчинам это знать неприлично!

— А помнишь, тогда, в гостинице? — бежит за мной инспектор и не дает открыть дверцу автомобиля. — Я лежал голый, а ты наклонилась близко-близко, а я был без трусов, потому что постирал их?..

Удивленно смотрю в его возбужденное лицо. Ведь только что я покраснела именно потому, что вспомнила голого Ладушкина с гипсом на шее. Получается, что он в это время вспомнил о том же!

— Прости. — Я убираю его руку. — Прости за пирожки.

Марина поехала с нами, и сват тоже, и до пяти вечера мы успели в загс, а бабушка, которая там “наводила необходимые для взаимопонимания мосты”, уже ждала нас и, увидев Богдана, застыла в восхищенном удивлении, потом ощупала плечи будущего члена семьи и опять застыла, глядя снизу вверх, как, вероятно, смотрела бы только на Фридриха Молчуна и только если бы присела.

Не знаю, в какую сумму ей обошлись эти самые “мосты”, но нас пригласили на завтра, в субботу, к десяти утра прибыть для бракосочетания. Марина попросила высадить ее где-нибудь у ювелирного магазина, бабушка стала объяснять, что свадьбу сейчас справлять нельзя, потому как в семье траур и покойник не захоронен, и тогда Марина взяла ее руки в свои и доверительно поделилась сокровенным.