Дмитрий Сивков - #БабаМилосская. Наши - «Код да Винчи» и саги Толкиена

Её вода пахла, как холодный клинок меча или наконечник стрелы, чьи запахи вливались легко, но не щекотали ноздрей, не будоражили воображения, а лишь оседали в горле сладковато-приторным привкусом. То ли дело горячая сталь! Её и вдохнуть-то полной грудью опасаешься, как бы не обнесло голову: там к едкости кресала, которым только что развели костёр, наслаивается пьянящее испарение крови поверженного противника, пропитанное его страхом или восторгом смерти… И всё это будоражило и призывало к жизни. Хотя, с другой стороны, возводит на престол вождей и императоров горячее железо, рождает же их – холодное, оно даёт и перевести дух.

Сейчас П е тро казалось, что нагретым металлом пахнет вода его родного Тибра в жаркие летние благодатные месяцы. И даже не только протекая по каналам бесчинствующего Рима, а там, где, вырвавшись из ущелий Апеннин к равнине Маремма, она из бурного горного потока превращается в полноводную реку, несущую свои воды в Тирренское море.

Петрио Вар уже почти забыл эти ощущения. Эх, если бы не амбиции его отца Азиния Вара… Патриций пожелал занять место магистра армии Аэция, фактически заправлявшего делами в Западной империи при императоре Валентиниане III. Амбиции… Родителя они привели на место казни у Эсквилинских ворот Рима. Глашатай во всеуслышание проорал зевакам приговор императора, утверждённый сенатом, обвиняющий патриция в государственной измене. Умолкнув, глашатай дал знак ликторам, один из них накрыл голову приговорённого куском материи, другой занёс над головой топор…

П е тро не видел казни отца, но столько раз был очевидцем этих кровавых зрелищ, что легко мог себе представить, как всё происходило. Сам он в это время уже был на пути в Грецию. Оставаться в столице, да и в стране было небезопасно, запросто – так, на всякий случай – могли отправить следом на отцом. Знание языков и образование без труда помогли Петрио, ставшему Петросом, найти место управляющего палаццо знатной гетеры, потом явились гунны… Оторвавшись от родной земли и покатившись по ухабам чужбины, римлянин уже не смог остановиться. Как перекати-поле. Эти сухие шары-стебли, гонимые ветром по степи, они видели, когда перетаскивали струги волоком с Танаиса на Ра.

Конечно, П е тро понимал, что может идеализировать своё прошлое, которым пришлось пожертвовать ради того, чтобы иметь будущее. А Тибр, скорее всего, покоит где-нибудь на дне родительские кости, ведь тела казненных государственных преступников не погребали, а просто бросали в реку. Но сейчас П е тро не хотелось думать об этом, он гнал эти мысли, как мошку. Так или иначе, Тибр рождал вполне конкретные воспоминания, а эта безымянная для них река – тревогу. Она истекала неизвестно откуда и вела в неизвестность, подтачивая понемногу в людях дух воинов, едва не покоривших Римскую империю. И только непоколебимая вера в их вождя, его прочную связь с духами и богами не позволяла унынию переродиться в сомнения. И видеть им недомогающего Чекура совсем ни к чему.

– Хотя вина ты не пьёшь и не держишь… А коров да пчёл разве в этих варварских землях сыщешь?! – закончил с отчаянием свою мысль латинянин и, уже вполголоса, чтобы слова не доносились до других, кто был с ними в струге, добавил. – Мало того, так ещё и к каменной бабе этой всё льнёшь, она остатки тепла из тебя забирает…

– Не ворчи, – оборвал его вождь, при этом тоже стараясь не повышать голоса. – Когда ты уже перестанешь говорить попусту, если не в силах ничего изменить. Если ещё не забыл, я сам варвар и это мои родные земли… Наверное… Ну, если и не эти, то те, куда мы плывём. Вы поэтому и проиграли нам, что много и без надобности говорили да вино своё пили. И ещё не забывай, что я горн и сам знаю, как хворь свести, если на то будет воля Вальги.

– Вот как! Ты уже возвёл её в ранг божества?. Прежде одни язычники звали её Афродитой, другие Венерой, но в обоих случаях она покровительствовала красоте и любви. Не самые почитаемые в нашей компании вещи. О чём молить станут угры эту …?

– Вальгу! Остальное в свой черёд узнаешь.

Вождь сделал паузу, давая понять, что тема исчерпана и не подлежит обсуждению. Он злился на себя за то, что не удержался и сказал П е тро лишнего. С другой стороны, выходило, что, кроме иноземца и иноверца, прижившегося и даже ставшего своим в их войске, и не с кем было поделиться задуманным без опаски, что пойдут пересуды.