Алан Брэдли: О, я от призраков больна

Она уронила мне на ноги сверток из чего-то, подозрительно напоминавшего пасхальную бумагу.

– Давай, открывай.

Мои ослабевшие от любопытства пальцы взялись за ленточку, надорвав бумагу у края пакета.

– Дай сюда, – сказала Фели. – Ты такая неуклюжая.

Я уже почувствовала сквозь пакет, что там что-то мягкое, и списала этот подарок со счетов. Все знают, что по-настоящему хорошие подарки всегда твердые на ощупь, и, даже не открывая пакет, было ясно, что тетушка Фелисити – никчемный человек.

Я отдала пакет без звука.

– О, посмотри! – воскликнула Фели с поддельным энтузиазмом, отбрасывая бумагу. – Верх от пижамы!

Она приложила шелковый ужас к груди, словно модель. Вышитая набивными ромбами, эта гадость напоминала выброшенный из китайской джонки спасательный жилет.

– Этот желтовато-зеленый оттенок будет прекрасно сочетаться с твоим цветом лица, – сказала Даффи. – Хочешь примерить?

Я отвернулась к спинке дивана.

– Следующий от отца, – сказала Фели. – Открыть?

Я потянулась и взяла маленький пакетик из ее рук. На открытке было написано:

Флавии

От отца

С Рождеством!

И нарисована малиновка на снегу.

Бумагу я развернула легко. Внутри была маленькая книжка.

– Что это? – требовательно спросила Даффи.

– «Анилиновые краски в печати британских почтовых марок: химическая история», – прочитала я вслух.

Дорогой мой отец. Мне хотелось плакать и смеяться.

Я показала Даффи книгу, заставляя себя вспомнить, как взволнована я была, когда впервые прочитала о том, что великий Фридрих Август Кекуле, один из отцов органической химии, изначально провидел четырехвалентный атом углерода, когда возвращался домой из Клэпхема на запряженном лошадью омнибусе. Голос кондуктора объявил: «Клэпхем-роуд!» – и прервал ход его мысли, и он забыл о своем озарении еще на четыре года.

Кекуле ассоциировался с чернилами для печати, не так ли? Разве его друг Хьюго Мюллер не работал в «Де-ла-Рю» [44], типографии, печатавшей английские почтовые марки?

Я отложила книгу в сторону. Разберусь с путаницей в своих чувствах позже, когда останусь одна.

– Это от меня, – сказала Фели. – Открывай. Осторожно, не сломай.

Я аккуратно сняла бумагу с плоского квадратного пакета, по первому прикосновению догадавшись, что внутри пластинка.

Так и оказалось: токката Пьетро Доменико Парадизи из его сонаты ля-мажор в исполнении несравненной Эйлин Джойс.

С моей точки зрения, это величайшее музыкальное произведение, сочиненное с тех пор, как Адама и Еву выставили из рая, мелодия, журчащая, танцующая и несущаяся, будто радостные атомы натрия или магния, когда они попадают в мензурку с соляной кислотой.

Фели иногда играла токкату Парадизи по моей просьбе, но только когда не злилась, так что мне нечасто доводилось ее послушать.

– С-спасибо, – произнесла я, почти лишившись слов, и увидела, что Фели приятно.

– Теперь мой, – сказала Даффи. – Мелочь, но большего ты не заслуживаешь.

Еще один плоский тонкий пакет, перевязанный бечевкой, и надпись: «Ф. от Д.».

Это оказалась стальная гравюра, приклеенная к кусочку картона и изображающая алхимика за работой посреди мензурок и графинов, лабораторных стаканов и реторт.

– Я вырезала ее из книги у Форстеров, – сказала Даффи. – Они сроду не заметят пропажи. Единственные книги, которые они открывают, – это «Библиотека бадминтона», книги по рыбной ловле, охоте и тому подобное.

– Так мило, – произнесла я. – Красивая. Я попрошу Доггера повесить ее в рамочку.

– Если они обнаружат, что она пропала, – продолжила Даффи, – я скажу им, что это ты сперла. В конце концов, зачем мне нужен вонючий старый алхимик?

Я показала ей язык.

Следующий пакет был от миссис Мюллет.

Варежки.

– Она сказала, они потребуются тебе для обмороженных пальцев.

– Разве у меня пальцы обморожены? – удивилась я, вытягивая руки, чтобы рассмотреть получше. – Немного щиплет, но выглядят они, как раньше.

– О, погоди, – сказала Фели. – Еще двадцать четыре часа, и они начнут чернеть и отваливаться. Тебе придется прикрепить крюки, правда, Фели? Пять маленьких симпатичных крюков на каждой ладони. Доктор Дарби сказал, что тебе повезло. Качество протезов за последние годы стремительно улучшилось, и ты, наверное, даже сможешь…

– Прекрати! – завопила я, поднеся к глазам дрожащие руки.

Мои сестрицы обменялись взглядом, значение которого я когда-то знала, но теперь даже ради спасения жизни не смогла бы вспомнить.