Ларс Кеплер - Соглядатай

Джеки подавила зевок и налила воды в электрический чайник.

После ссоры с Эриком Мадде несколько дней кряду твердила, что Эрик больше не захочет к ним прийти. Мадде говорила, что она сама много чего забывает, и заводила долгие рассказы о том, как забыла ключи, ноты или футбольные бутсы.

Джеки пыталась втолковать дочери, что больше не сердится и никто не виноват, когда между двумя взрослыми что-то не клеится. А потом началась эта травля в СМИ.

Джеки не объясняла Мадде, почему держит ее дома и не пускает в школу. Она отменила все уроки с учениками и отказалась от обязанностей кантора.

Чтобы заполнить чем-то дни и выкинуть страшные мысли из головы, она дни напролет играла на фортепиано, повторяла гаммы и упражнения, пока не становилось дурно и руки не начинало ломить так, что приходилось принимать болеутоляющее.

Разумеется, она ни словом не обмолвилась дочери, что говорят об Эрике в новостях.

Девочка не поймет.

Джеки и сама не понимала.

Она больше не слушала телевизор, была не в состоянии следовать за досужими рассуждениями и принимать на душу подаваемые в изобилии боль и горе.

Мадде перестала говорить об Эрике, но все еще пребывала в унынии. Она смотрела передачи для малышей, и Джеки подозревала, что девочка начала тайком сосать большой палец.

Неприятное чувство узлом завязалось у Джеки в желудке, едва она вспомнила, как потеряла терпение сегодня, когда Мадде не захотела играть на фортепьяно. Джеки упрекнула Мадде, что та ведет себя как маленькая, дочь расплакалась и в ответ крикнула, что отныне никогда не станет ей помогать.

Теперь девочка забилась в шкаф и лежала там среди пледов, подушек и уютных мягких игрушек и не отвечала, когда Джеки заговаривала с ней.

Нужно дать ей понять, что вовсе не обязательно быть хорошей девочкой, подумала Джеки. Что я люблю ее, несмотря на все, и она не должна угождать мне ради того, чтобы я ее любила.

Джеки прошла по прохладной прихожей и ступила в солнечный свет, лившийся через окна гостиной. Свет был точно теплая волна, и Джеки знала – фортепьяно нагреется, как большое животное.

На улице что-то сносили – от треска строительных машин подрагивал пол под ее босыми ногами, и она слышала, как звенят стекла в рассохшемся оконном переплете.

Пятки наступили во что-то липкое, разлитое на паркете. Наверное, Мадде пролила сок. В комнате стоял затхлый запах – запах крапивы и влажной земли.

От колющего, как электрический ток, ощущения опасности Джеки передернулась, по спине пробежал озноб.

Неудивительно, что после всего случившегося, после ужасных новостей об Эрике она стала такая нервная. У окна, выходящего во двор, Джеки послышался шорох.

Она насторожилась и подошла ближе. Было тихо, но, если шторы раздвинуты, кто-нибудь вполне мог глазеть на нее.

Джеки еще приблизилась к окну, вытянула руку и коснулась стекла.

Она задернула шторы, звякнули крючки, и снова настала тишина, только шторы, покачиваясь, шелестели о стену.

Джеки подошла к фортепьяно, села на табурет, подняла крышку, приготовилась играть, опустила пальцы – и почувствовала, что на клавишах что-то лежит.

Обрывок ткани.

Джеки взяла его, ощупала. Полотенце или какой-то коврик.

Наверное, Мадде положила его сюда.

На ткани прощупывалась искусная вышивка. Джеки провела по стежкам кончиками пальцев.

Будто какая-то фигура – зверь с четырьмя ногами. Крылья или перья на спине, человеческая голова с кудрявой бородой.

Джеки осторожно поднялась, похолодев всем телом, словно провалилась в колотый лед.

В комнате кто-то был.

Она уже уловила присутствие чужака – только что, у окна.

Паркет за спиной скрипнул.

От предчувствия смертельной опасности мир сжался до одной болезненной точки, где Джеки осталась лицом к лицу со своим страхом.

– Эрик? – спросила она, не оборачиваясь.

Что-то медленно зашуршало, пол вибрировал так, что зазвенела пустая ваза для фруктов.

– Эрик, это ты? – Джеки изо всех сил старалась говорить спокойно. – С чего это ты явился сюда…

Она обернулась и услышала чужое дыхание, поверхностное и частое.

Джеки отступила к двери.

Он стоял, не шевелясь, но Джеки различила поскрипыванье – словно он был одет в клеенчатую или прорезиненную ткань.

– Давай все обсудим. – Она отчетливо услышала страх в своем голосе. – Я, и правда, перегнула палку, я хотела позвонить тебе…

Он ничего не ответил, только перенес вес с одной ноги на другую. Скрипнул пол. Джеки слабым голосом проговорила: