Владимир Югов - Человек в круге

— Потому что у меня нет их, — как можно спокойнее сказал я.

— Здесь нет? Или вообще нет? — спросил амбал.

— Вообще были. Но я их сдал.

— А копиечечки? — улыбнулся мой бывший член комсомольского бюро.

— Если скажешь, для чего, я честно отвечу, — попробовал я выжечь искру оптимизма в этой начавшейся игре.

— А то сам не знаешь! Ну чего ты, не догадался? Я в секретах, в кя-ге-бе!

— Это ты слишком развязно, Кравцов!

Я недооценил его. Участвуя в многочисленных драках, я пропустил мощный удар в челюсть. Но я был бы не из запасного полка, где приходилось защищаться и при значительном меньшинстве. Кравцову в ответ был мой мощный толчок правой в живот, моя нога машинально была подставлена (левая) под ноги противника, он повалился назад и я догнал его левой, ударил в висок.

Не переводя дыхания, я первым ударил амбала, и ударил так ловко, как бил в молодости, у солдатского нужника мужика, который хотел отобрать новый матрац у моего друга. Амбал охнул, я успел схватить, когда он, обняв живот, стал приседать, за его волосы и пару раз столкнуть его онемевшую, буйную головушку с моим коленом. С другими парнями было проще, потому что они выпутывались из-за стола, а я брызнул им в их наглые морды уксуса, всегда у меня стоявшего для лучка, уж коль пьется рюмка.

Тут забарабанил телефон. По дороге к нему я двинул Кравцова ботиночком, он лежал при этом, и, подняв трубку, заорал:

— Тут мордобитие с поножовщиной! Присылай наряд милиции! Да чтобы она не спуталась с Ковалевым да Кагебе. Гебешники уродуются на работе!

Я получил тоже в висок: уж не знаю, кто из них был шустрее! Для этого их и учат.

Ничего мне не оставалось — как отключиться. Я не помню, как они меня пинали, как потом оставили в одиночестве, как Юлечка Аврамовна не могла открыть наш замок своим ключом, как подоспел, наконец, мой славный друг заместитель редактора, как они «выперли» двери…

Когда я открыл глаза, кого бы вы думали — увидел? Железновского, шут бы его побрал! Он стоял надо мной на коленях. Видимо, только что тер мне виски нашатырным спиртом, давал нюхать этот спирт.

Меня посадили на стул. Я покачивался из стороны в сторону.

— Я тебя предупреждал. — Железновский погрозил пальцем. — Сукин ты сын! Если думаешь, что идет гласность и перестройка… То ты — идиот!

Я отхаркнулся кровью.

— Ты подпишешь сейчас акт, который я продиктую? — прохрипел я.

— Шиш тебе! — Железновский нагнулся к моему плевку. — Изнутри?

Он изучающе глядел на меня.

— Откуда я знаю, — покачал я головой. — Вот это приемчик!.. Ух, гудит — как вертолет! Кто-нибудь из них лежит, как я?

— Лежит один тут, — сказал заместитель редактора.

Я встал со стула, покачиваясь, вошел в разгромленную комнату. Поперек лежал амбал. Он стонал. Я подошел к нему, поднял ногу и хотел ударить.

— Ты что, садист? — заорал на меня мой друг — заместитель редактора.

— А они? — Я снова отхаркнул. — Они убивали меня! Ты сволота, нагнулся я над амбалом. — Если бы ты был только один… Я бы… Ты понял?

— Понял, — простонал амбал.

— Сиди, Игорь, посиди еще! Ты всегда торопишься! — Я глядел на Железновского и уселся снова на стул. — Ты боишься подписывать? Но вызови моих знакомых. Возьми и позвони по номеру телефона… Это дочь Вероники Кругловской. Помнишь артистку такую? Приезжала к нам в Тьмутаракань? Тебя, правда, тогда уже не было. Да и сама Кругловская, к сожалению, умерла. Но дочка ее поставит свою подпись под актом. Акт, может, слишком? Не так сказано? Но он вместит все!.. Эту часть всего, что там было, мать рассказала дочери. Рассказала все и о Мещерской, и о твоем генерале, которого ты и ныне боишься, как огня!

— Перестань орать! Нашел свидетельницу. Мама ей рассказала! А сама мама была там тогда?

— Недооцениваешь молодых! Они — дети… Но она все записала на пленку. Мать ее ходила к Мещерским и кое-что записала. Дочь Кругловской ей помогала. Когда мать с Мещерской говорила, она записывала. Иногда сама звонила. Кругловская обещала: ежели понадоблюсь, выступлю!

— Она что, видела? Как тебя и здесь дубасили?

— А что, не видно, что дубасили?

— А, может, ты сам головой бился о стенку?

— И этого, бил, амбала, стенкой по голове, так?

Дмитрий Васильевич Шмаринов дает показания.

Как все-таки убивали Павликова, Семяко и Смирнова.

«Дело» Соломии Яковлевны Зудько закончено.

Бывший цензор Мамчур пытается «протолкнуть» поэму о пограничниках.

Виновен ли писарь Кравцов?