Влада Ладная - Питермир. Роман-фантасмагория

Вход в заплатах и три десятка звонков. Три десятка электросчётчиков. Подписанные продукты в общем холодильнике.

Настоящий музей – и форменная зона.

Волшебный чертог – и маргинальная трущоба.

Метафора нашей жизни.

Путеводитель по истории.

Из нашей коммуналки зачем-то когда-то пробили ход в соседнюю коммуналку. А за ней начинается третья, а там и четвёртая – и так до бесконечности.

А потом уже кажется, что это переливающееся само в себя пространство впадает в тайные подземные переходы, оттуда же выскакивает в подвалы Эрмитажа, Кунсткамеры и Петропавловки, а там и до Лувра недалеко.

И всё это вяжет из себя петли, как старушка на спицах у камина, выплетает что-то дивное: шаль-паутинку для мира, чтобы укутать его в морозы, или перчатки, может быть, любимому внуку. А за углом от этого хитросплетения – и иные планеты и звёзды.

Коммуналка – это Вселенная.

НЕОПРЕДЕЛЁННОЕ ЧТЕНИЕ

– А с чего Вы взяли, уважаемая бабуля, что мамаша сказала Вам правду про второго ребёнка? Может, женщина боялась, что муженёк отнимет и другого сына, вот и соврала, что он умер. Вы все ведь сразу же от неё отстали, а ей только того и надо было, – обворожительно улыбнулся братец старухе.

– Да я ни в жизнь не поверю, что профурсетка эта за ребёнка держаться стала бы. Ей от сына избавиться за мёд было, парень же камнем на шее у неё висел. А так актрисулька свободной птахой по жизни порхала. Ты же не будешь меня уверять, что лохудра эта тебя за собой повсюду вместе со своими полюбовниками таскала?

– Нет, – захихикал братец. – Сбагрила меня в интернат. Там я и вырос. Но кайф был в том, что «не доставайся же ты никому!» Мамаша моим обществом не наслаждалась. Но и отцовым родственникам не дала.

В лице у Клеопатры обозначилась напряжённая работа мысли. Звучало всё это убедительно.

– Да вы сами подумайте, дорогие, зачем мне вас обманывать? Ну, светило бы мне здесь наследство нешуточное, была бы причина для такого самозванства. Но ведь я же всё про вас знаю. Пока отец долго и мучительно от рака умирал, всё его имущество на оплату лечения ушло. Да ещё Петька, – кивнул брат на меня, – лет пять при нём сиделкой подвизался. Взять-то с вас нечего! Стало быть, нечего вам и терять.

– А!.. – заикнулась было Клеопатра. Да и осеклась.

– Пётр! – как-то чересчур задушевно произнёс наш змей-искуситель. – Сначала за отцом ухаживал. Потом за бабкой парализованной. Опять же страждущим помогает. Ну, просто мать Тереза! Стоит на стороне добра твёрдо, – присюсюкнул братец. – А ведь и тут мы близнецы: я-то Павел. Видишь, какие мы не разлей-вода, даже имена срослись, как в названии Петропавловки, сердца города!

И не успели мы с тётей Клёпой опомниться, как свежеобретённый родственник ввинтился в наши «хоромы» шестым жильцом.

Не было печали!

ИНТАРСИЯ. КАРТИНЫ

Звездолёт вылетает из третьего глаза Будды. Зебра цвета радуги. Носорог с крыльями колибри. Из груди женщины растёт баобаб. Негр разгуливает в платье эскимоса. Рыцарь скачет по дороге из киноплёнки. Зияет вскрытый череп, в нём лабиринт, а по нему мечутся Наполеон с горгульей на закорках и игуана в красном цилиндре. Святой в нимбе бьёт двумя планетами, как оркестровыми тарелками. На кол насажена отрубленная голова, а ангел лижет это, как эскимо. Рог изобилия, из которого вываливаются пустые пластиковые бутылки, картофельные очистки и горящие автомобильные шины.

Это всё картины моего брата. Он художник, и весьма известный. И мы с ним перетаскиваем это его приданое в нашу коммуналку.

И кто-то нам ещё помогает, а на самом деле в ногах путается. Какая-то серая мышь.

И сюжеты полотен мне что-то мучительно напоминают. Нечто вертится в голове.

И вот когда все эти мольберты и холсты заполонили нашу халупу, я присел и задумался…

Стихи! В молодости я писал стихи. И в них гнездились похожие образы. Кровожадные ангелы и милосердные чудовища.

Братец следил за мной что ли? И давно? В рукописях моих копался?

Или правду говорят о близнецах: они часто, даже если не знают о существовании друг друга и живут на разных континентах, одеваются одинаково, и жён выбирают похожих, иногда даже имена супруг совпадают. Увлекаются одними и теми же вещами. И даже мысли один у другого читают.

Или Павел – вообще экстрасенс?

А может, это просто какой-то розыгрыш?

…Что это за мышь серая в углу копошится? И уже и подушки бабке поправляет! И памперсы меняет!

– Петька, – скрежещет Клеопатра на своём провонявшем ложе (мне сорок три года, а я для бабки по-прежнему Петька). – Братец-то с гнильцой. Ты глянь на картины-то его! Богохульник он и христопродавец. Змею мы пригрели на груди. Сожрёт нас ирод и не подавится. Пропали мы с тобой.