Когда посещение заканчивалось, меня раздевали и обыскивали на незаконную контрабанду. Эти несколько минут были очень унизительными. Я возвращался в камеру и рассматривал всё, что принесла моя семья. Я радовался, как ребёнок в рождественское утро. У меня хватало еды, сигарет для себя и для обмена с другими заключёнными.
Помню, как меня назначили проверять, нужна ли заключённым туалетная бумага и прочие санитарные принадлежности. Был один испанский парень по имени Хавьер. Он был настоящей шпаной, косящей под гангстера. Как-то он обратился ко мне с просьбой:
– Привет, Портер. Дай-ка огоньку, чтобы я мог выкурить сигарету.
– Извини, приятель, ничем не могу помочь. У меня нет спичек.
– Дай мне грёбаную зажигалку, братан.
– Давай договоримся сразу: я ни хрена тебе не братан.
Тут меня позвал Галлен:
– Заканчивай, Пит. Через десять минут погасят свет.
– Да, сэр, сейчас.
Хавьер предпринял последнюю попытку:
– Давай, Портер. Помоги мне.
– Серьёзно, парень, я не собираюсь ночевать в одиночке из-за зажигалки.
Я завалился в койку и начал раскладывать пасьянс. Через пару минут я услышал крик Торреса:
– Отключаем свет через пять минут, осуждённые.
Я ненавидел, когда произносили это слово – «осуждённые». Оно меня чертовски злило. Я всё время успокаивал себя, что я не осуждённый. Но опять же мне приходилось всегда думать как осуждённый, пока я находился в заключении. У меня действительно не было другого выбора. Я часто думал о следующих словах: «Человеком управляет не насилие, а дистанция, которую он готов пройти». Во время полицейской карьеры и позже в тюрьме я научился контролировать свой страх. Он мог меня убить. Но я превратил его в оружие и поэтому остался в живых. Это не значит, что в тюрьме я не боялся. Боялся. Но я должен был сдерживать страх и никогда никому его не показывать. Или, по крайней мере, умереть, пытаясь его спрятать.
Прямо перед тем, как Торрес собирался погасить свет, – бац! – раздался резкий звук, похожий на выстрел. Я подошёл к двери. Мак уже был у своей.
– Что, чёрт возьми, это было, Мак?
– Понятия не имею, братан.
Свет во всём блоке погас. Мы погрузились в полную темноту. Тут издалека донёсся крик: «Помогите! Я сейчас сгорю!» Галлен и Торрес бросились к одной из камер. Это был Хавьер. У него были сильные ожоги лица и шеи. Офицеры не смогли сразу до него добраться, так как замки всех камер были заперты. Я слышал, как Галлен спросил Хавьера:
– Что, чёрт возьми, с тобой случилось?
Хавьер громко плакал.
– Я хотел прикурить скрепкой и вставил её в розетку, а она взяла и взорвалась мне прямо в лицо!
Торрес прикрикнул на него:
– Ты тупой ублюдок! Вырубил электричество во всём здании. Ты мог убить себя.
К счастью, они уже подняли на этаж электрогенератор и вытащили Хавьера из камеры. Его доставили в лазарет, где ему обработали ожоги.
Торрес вежливо объявил всем собравшимся у дверей их камер:
– Из-за вашего друга Хавьера вы только что на неделю лишились всех привилегий. Можете поблагодарить его, когда увидите. Если когда-нибудь его увидите… Если у меня получится, он отправится отсюда до восхода солнца.
Я больше никогда не видел этого идиота. И быстро понял, как надо вести себя с надзирателями.
Неделю наказания я продолжал работать носильщиком в нашем блоке. Однажды днём я услышал, как Торрес объявил:
– К вам прибывает новое мясо, заключённые. Отнеситесь к нему с уважением, и без ваших забав. Если у него из-за вас возникнут проблемы, добавлю ещё месяц к вашей изоляции. Понятно объясняю?
– Да, сэр.
Два офицера из приёмного отделения сопроводили новоприбывшего в наш блок. Я только мельком его видел, когда он проходил. «Чёрт возьми, – подумал я, – неужели это Сезар Иларио из банды „красных колпачков“?»
Я махнул Галлену, чтобы он знал, что я возвращаюсь в камеру. Моё сердце колотилось. Мне казалось, у меня случится сердечный приступ. Я сел на койку и начал медленно дышать. Через пару минут я успокоился, но мне нужно было отвлечься от крутившихся мыслей. Я решил, что лучший способ – потренироваться, и раз двести отжался у койки.
Закончив, я уставился в пластиковое зеркало. На лбу выступил пот. Пора стать чертовски серьёзным, брат. Делай всё возможное, чтобы вернуться домой к детям и семье. Это единственное, что имеет значение. Если это действительно Сезар, готовься к грёбаной войне.
Я лёг на койку и закрыл глаза, вспоминая дело, которое возбудили в отношении Иларио, этого безжалостного ублюдка. В округе он был одним из лучших клокеров – наркодилеров, которые работают двадцать четыре часа семь дней в неделю. Сезар продавал крэк даже детям и беременным – всем, кто хотел получить кайф. Ему было плевать на мир. Игра с наркотиками была его жизнью, и он продал бы их даже родной матери. Его нужно было убрать с улиц, и я собирался стать тем копом, кто засадит его за решётку.
Читать дальше