Дмитрий Сафонов - Энские истории

В здании было пусто; ни единой живой души; везде порядок и чистота; вдоль стен — старые некрашеные скамейки. Под потолком крупная ночная бабочка с громким шорохом билась в матовое стекло плафона; она отчаянно стрекотала треугольными коричневыми крыльями, возмущенно поводила длинными загнутыми усиками, но никак не могла достичь желанного света, попасть в самый центр его мертвящего сияния. Испачканное побелкой стекло надежно отделяло ее от заветной цели; все усилия были тщетны, как она ни старалась. Ее пульсирующая тень нервно металась по потолку.

Я вышел из здания вокзала и вновь окунулся в темноту. Куда же она могла деться? По обе стороны от железнодорожных путей черными неровными глыбами громоздился ночной лес; ветер шелестел в густых кронах спящих деревьев. Он то налетал энергичными порывами, и тогда листья злобно шипели — так, что становилось не по себе; то стихал до едва различимого плеска.

Ну не в лес же она подалась, правда? С чего это молодая красивая женщина побежит ночью в лес? Что ей делать в этом лесу?

Мимо меня она пройти не могла; кроме вокзала, никаких строений больше не было видно — значит, и зайти ей было некуда. Я решил, что надо идти по путям; в ту сторону, откуда мы приехали. То есть — от Москвы.

Вам не приходилось бегать по шпалам? Весьма утомительное занятие: чтобы не оступиться и не сломать себе ненароком ногу, приходится семенить, ведь расстояние между шпалами невелико. Со стороны это выглядит очень смешно, однако я утешался тем, что меня никто сейчас не видит.

Сколько времени прошло, не скажу точно, но вдруг я отчетливо увидел ее; луна показалась из-за верхушек деревьев и осветила железную дорогу. Отполированные рельсы тускло блестели в холодном лунном свете. Совсем недалеко, метрах в пятидесяти впереди меня шла эта женщина.

— Стой! — окликнул я ее, но она даже не обернулась. Не обернулась, но и шагу не прибавила. Я побежал быстрее. Я задыхался; пот ручейками бежал по моей спине и лицу.

— Стой! — снова крикнул я, разозленный. Я видел, как вздрогнули ее плечи; сомнений быть не могло: она меня услышала. Но все равно не остановилась. "Чертова баба!" — выругался я про себя. "Догоню — не знаю, что сделаю!"

Через пару минут я ее догнал; сдернул с нее эту дурацкую шляпу и забросил в кусты; затем крепко схватил за воротник и резко развернул к себе.

— Ну что, сука? — процедил я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не ударить ее: наотмашь, по лицу — так, чтобы хорошенько разбить губы и нос. — На камушки потянуло? Ты знаешь, что чужое брать нехорошо? Верни то, что взяла!

Она стояла и смотрела мне в глаза: совершенно спокойно, словно размышляя о чем-то:

— Зачем он тебе? Зачем ты хочешь вернуть себе то, что тебе не принадлежит?

Эти слова привели меня в бешенство. Я все-таки не удержался и отвесил ей тяжелую пощечину; она еле устояла на ногах.

— Ах, не принадлежит? Неужели ты хочешь сказать, что он принадлежит тебе?

— Нет, — все так же спокойно ответила она, потирая рукой горевшую щеку. — Мне он тоже не принадлежит.

— Зачем же ты его украла, стерва? — меня буквально трясло; но я ничего не мог с собой поделать.

— Я хотела спасти тебя, — отвечала она.

Я расхохотался:

— Ах, спасти! Так, может быть, я тебя еще и благодарить за это должен? Да? Чего молчишь, дура? Ты меня чуть было не подставила! Вот если бы он пропал, тогда бы мне точно пришел конец!

— Нет, — убежденно заговорила она. — Ты ошибаешься! Тебе совсем не нужен этот перстень. Ты не хозяин этой вещи, не надо ее брать.

— Конечно, не хозяин, — согласился я. — Я и не спорю. Но меня попросили отвезти его хозяину, вот я и везу.

— Не надо этого делать. Такие вещи сами выбирают себе владельцев. Лучше забудь про него.

— Что?! — я рассмеялся. — Да ты, по-моему, бредишь! Давай его сюда! Ну! Быстро! — я все никак не мог успокоиться. Черная энергия требовала выхода: я выхватил у нее из рук чемоданчик и что было сил хватил его об рельсы; щелкнули сломанные замки, и чемодан раскрылся; оттуда посыпались ее вещи, но она даже не обратила на это внимания. Она грустно смотрела на меня.

— Ну! Чего уставилась, идиотка? Где перстень? — я сорвал с ее плеча сумочку и вытряхнул оттуда все содержимое. Записная книжка, авторучка, гильза помады, носовой платок, пудреница… Пластмассовый корпус пудреницы от удара о землю раскололся пополам, и в маленькое зеркальце тут же прыгнула луна, будто бы специально дожидалась этого момента.

Вот он! Я увидел маленький футлярчик, обшитый фиолетовым бархатом. Вот он! Дрожащими руками я осторожно поднял футляр и открыл его…