— Да нет. Испугался. Страшные они. Говорят: если пикнешь, хана! Ну, а я что? Отчетность не нарушается. Сколько было покойников, столько и осталось. Они же для меня, как для Господа Бога — все одинаковые, покойники-то.
— Как для Господа Бога, говоришь? — усмехнулся Тарасов. — Ишь, с кем себя сравнил! Только знаешь, какая между вами разница? Его в тюрьму не сажают. Зато по тебе она просто рыдает. Если не хочешь неприятностей, завтра с самого утра — бегом ко мне, писать заявление. Понял?
— Угу, — снова шмыгнул носом Маркин.
— Ну, все тогда. До завтра. Лечись, а то заразишь тут всех. Подопечных-то своих, — и Тарасов засмеялся, мелко задрожав всем своим тучным телом. Он повернулся к Болтушко, призывая его тоже повеселиться над этой незамысловатой шуткой. Алексей Борисович через силу улыбнулся: его тяготила атмосфера морга, он хотел поскорее убраться отсюда.
Они вышли на улицу, и Болтушко вздохнул с облегчением. Маркин закрыл за ними дверь на замок.
— Ну что, заедем в отдел, узнаем новости? — предложил Тарасов. Алексей Борисович согласился.
* * *
Время близилось к восьми вечера. Мягкие июльские сумерки медленно ложились на маленький город. Пахло пыльной зеленью и разгоряченным асфальтом.
Они подъехали к зданию отдела и вышли из машины. Навстречу бежали бойцы в бронежилетах, с автоматами наперевес. Один из них на бегу крикнул водителю, курившему недалеко от патрульной машины в глубине двора:
— Заводи! Скорее! На Озерной — нападение на сотрудника милиции!
Тарасов насторожился. У него как-то вдруг заострились все черты лица. Губы посинели и сомкнулись в узкую щель. Он рванулся вверх по ступенькам: так быстро, что Болтушко еле поспевал за ним.
Сразу направо от входа, по ту сторону толстого оргстекла, сидел дежурный — тоже немолодой и не очень изящный капитан. Увидев Тарасова, он вскочил и выбежал наружу, к ним: в коридор. У него было такое выражение лица, словно он стоптал ноги в кровь, и теперь малейшее движение отзывается жестокой болью. Капитан подошел к Тарасову и взял его под локоть:
— Слышь, Иваныч? Ты это, лучше съешь таблетку-то…
— Что случилось? — сипло выдохнул Тарасов. Его остановившиеся побелевшие глаза смотрели куда-то вдаль, за спину капитана.
— Поезжай в морг, там Василий твой. Они на Озерной что-то проверяли, ну и попали в перестрелку. Из обреза его. Два раза. Наповал. Говорят, братья Соловьевы. Вон, ко мне в дежурку постоянно сообщения поступают: в лес они отходят. Но вроде как должны взять. Хотя, если совсем стемнеет… — капитан махнул рукой. — Младший твой тоже там. В смысле — преследует… — капитан говорил сбивчиво и путано, постоянно морщась и размашисто жестикулируя.
— Были мы в морге, — Тарасов продолжал смотреть в ту же самую, одному ему видимую точку. Он взял Болтушко за руку чуть повыше локтя и крепко сжал — будто призывал его в свидетели. — Мы только что оттуда. Нету там Василия. Может, ты напутал чего?
— Не, Иваныч… — снова поморщился капитан. — Ты поезжай. Видать, разминулись вы…
Тарасов, все так же крепко уцепившись за руку Болтушко, развернулся и пошел к выходу. Алексей Борисович молчал — он растерялся, не зная, что нужно говорить в такой ситуации.
Они сели в машину и поехали назад, в морг. Молчали всю дорогу. Только один раз Тарасов тихо произнес:
— Что ж я матери теперь скажу?
* * *
Болтушко уехал из Гагарина в тот же день: никто не обратил на это внимания. Не до него было.
Бандиты подались в бега. Они ушли в лес, и потом по болоту оторвались от преследователей. Лес прочесывали неоднократно. Спустя неделю их обнаружили в заброшенном доме на окраине глухой деревеньки. Живым удалось взять только младшего Соловьева: старшего при задержании убили, а Кирилин — застрелился сам.
В следственном изоляторе Соловьев заговорил. Признал свое соучастие в шести убийствах, совершенных с целью завладеть автомобилем. Валил все на брата и на Кирилина. Показал места захоронений трупов. Привел к могиле Серова: сразу после того, как они забрали тело дружка из морга, закопали его в лесочке. Про встречу с Болтушко и передачу денег он ничего не говорил, но его и не спрашивали: Тарасов сдержал свое обещание — ни Марина, ни Алексей Борисович в этом деле не фигурировали.
Конкретно про убийство Бурмистрова он рассказал следующее. Кирилин посадил ночью Игнатенко в вишневую "девятку". Сообщил об этом по рации ему, Соловьеву. Соловьев, переодетый в милицейскую форму, остановил машину, хитростью заставил водителя выйти. Затем оглушил его, связал и бросил на заднее сиденье. В условленном месте — неподалеку от городской свалки — их ждали Соловьев-старший и Серов. Соловьев-старший должен был убить водителя и избавиться от тела, а Серов с Игнатенко — перегнать машину перекупщику. Но в ту ночь все вышло иначе: когда Соловьев-младший с Игнатенко приехали на свалку, брат и Серов были уже пьяные. Бурмистров к тому времени очнулся и стал умолять оставить его в живых: он отдал ключи от квартиры и предлагал взять все, что они там найдут. Владимир Соловьев — поскольку он был главарем банды — принял решение поступить именно так. Вместе с младшим братом они отвезли Бурмистрова к себе домой, связали и бросили в погреб, а сами сели ждать, когда Серов и Игнатенко вернутся от перекупщика. После их возвращения все четверо хотели поехать в Москву, грабить квартиру Бурмистрова. Но пьяный Серов не справился с управлением, и они с Игнатенко разбились.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу