Мария Амор - Вкус Парижа

18 июня, суббота

Дмитрий выбрал место под картиной «Рожь» Шишкина, Елена устроилась рядом. Мне пришлось сесть напротив, спиной к залу. Мы отмечали освобождение Дерюжина из-под следствия.

На плечи Елена накинула чёрный платок в пёстрых цветах с длинной бахромой, в ушах качались длинные серьги с бирюзой, за ухом трепетала чёрная роза. Моя жена снова изменила свой облик – уже не холодная светская женщина, но и родной домашний воробышек не вернулся. Что-то тревожное и непредвиденное лежало в потемневших глазах, сверкало во внезапных нерадостных улыбках. Она пугала меня, и всё же я не мог на неё наглядеться.

Сбоку на маленькой эстраде знаменитая Маруся вздымала оборки юбок и томным голосом выводила:

– Ох, со всеми любезной мой, со всеми простился, только со мною, красной девкой, он постыдился!..

Стены русского кабака на Монпарнасе были густо увешаны портретами императорского семейства в обрамлении пыльных бумажных букетиков, раскрашенными видами Кремля с крестами на башнях, двуглавыми гербами с выцветшим, но неувядающим девизом «Сим победиши», бело-сине-красными флагами и фотографиями героев Гражданской войны – от Колчака и Врангеля до групповых портретов казаков. Над стойкой висела засиженная мухами репродукция знаменитых «Грачей» Саврасова. Под всей этой патриотической символикой и ностальгической романтикой поглощала расстегаи и кулебяки состоятельная эмигрантская публика: лавочники, дантисты, владельцы магазинчиков, инженеры и домовладельцы.

Я старался пить как можно меньше, меня и так штормило от шквала непримиримых чувств. Хотелось обнять Дмитрия, стиснуть его, как-то выразить ему своё восхищение и благодарность за наше спасение той ночью под мостом, из-за которого он десять дней просидел в заключении под следствием. Для эмигранта, живущего на птичьих правах по нансеновскому паспорту, полицейское расследование – всегда огромная неприятность, а тут ситуацию усугубило то, что Дерюжин застрелил бывшую любовницу начальника департамента криминальных расследований. По счастью, за нас заступился честный служака Валюбер. Да и сам начальник, как оказалось, вовсе не стремился мстить за гибель мадемуазель Креспен. Зная покойницу, я смело предположил, что он и сам её изрядно опасался. Уверен, пуля врангелевского полковника позволила многим семьянинам Парижа вздохнуть свободно.

После пары рюмок можжевеловой водки я чувствовал, что обрёл в Дерюжине брата. И всё же замечал, как светится лицо моей жены, когда она поворачивается к нему, как близко придвинулась, как часто соприкасаются их рукава. Я напоминал себе, что её, точно так же как и меня, просто переполняет благодарность к нашему спасителю, но внутри неслышно рычал и дыбил загривок неразумный цепной пёс.

Я ожидал, что эта история, в которую Елена влипла из-за своего легкомыслия, отрезвит её, что эскапады в весёлых компаниях прожигателей жизни закончатся, наступит конец несбыточным дизайнерским амбициям. Надеялся, что она оценит мою преданность и мои старания защитить её. Верил, что все недоразумения между нами, ее неуверенность и обиды исчезнут, что мы очнёмся вновь дружной и любящей парой.

История завершилась, но не так, как я рассчитывал. Я просчитался почти во всём. Не я обнаружил и обезвредил убийцу, а Елена бросилась между мной и Марго. И если бы не Дерюжин, то я был бы уже мёртв, а Марго взвалила бы на Елену оба убийства – Люпона и меня, а заодно и покушение на себя.

Та ночь закончилась показаниями Валюберу в кабинете на набережной Орфевр. Закончив допрос, инспектор снял очки, обнажив усталые глаза черепахи Тортилы:

– По поводу вашего браунинга…

– Инспектор, что бы ни показала ваша экспертиза, прежде чем доверять её результатам, проверьте браунинг Марго Креспен.

Он смущённо прокашлялся:

– Эээ… Дело в том, что баллистическую экспертизу делать не пришлось. Мы, к сожалению, понапрасну теряли время со всем этим микроскопическим анализом пули, – захлопнул папку, побарабанил по ней короткими пальцами. – Вчера отдел судебной баллистики взглянул на ваш браунинг, и оказалось, что из него уже несколько лет никто не стрелял: всё дуло покрылось ржавчиной.

Я выдохнул с неимоверным облегчением. Елена зарыдала.

Инспектор нацепил очки, нахмурился и снова закопался в свои бумажки:

– Вам нельзя доверять оружие! Три года его даже не чистили!

На этом дело об убийстве Ива-Рене Люпона было закрыто, но оставалось тело Марго, и правосудию ещё предстояло решить, являлся ли выстрел Дерюжина необходимой мерой защиты или превышал её.