Гарольд Роббинс - Чужак

Рут повернулась ко мне.

— Фрэнк, как ты думаешь, на кого будет похож наш сын?

Я нежно поцеловал ее в щеку, она прижалась ко мне.

— Не знаю, — тихо сказал я, — никогда не думал о детях, никогда не хотел их иметь.

Рут теснее прижалась ко мне.

— Может, он будет похож на тебя? Такой же сумасшедший, непредсказуемый, скверный и симпатичный?

Я крепко обнял ее.

— Если он хоть в чем-то будет похож на меня, то лучше вообще его не иметь.

Я поцеловал Рут, она прошептала мне в ухо:

— Наш сын будет прекрасным. — Я продолжал целовать ее, сначала в шею, потом в плечо. — Фрэнк, а ты знаешь, что ты прекрасен? — Я рассмеялся, и губы мои коснулись ее груди.

Внезапно Рут обхватила мою голову руками, прижала крепко к себе и поцеловала меня в макушку.

Я поцеловал ее, губы ее пылали.

— А ты знаешь, что ты прекрасна? — прошептал я.

Рут протянула руку и выключила свет.

Это было уже позже, гораздо позже. Я тихо лежал на кровати, наблюдая, как она спит. В уголках глаз у нее висели слезинки. Я протянул руку и осторожно смахнул их. Внезапно мне захотелось курить.

Я пошарил рукой возле кровати, сигарет не было. Я стал потихоньку подниматься, стараясь не разбудить ее. В ушах у меня до сих пор стоял ее голос:

— Фрэнк, ты счастлив? Я не обманула твоих надежд?

Выйдя в другую комнату, я осторожно закрыл за собой дверь и включил настольную лампу.

Она была именно такой, о какой я и мечтал.

Сигареты лежали на краю стола. Я взял пачку, достал одну и прикурил. Глубоко затянувшись, я выпустил дым через нос.

Я посмотрел на стол. Там лежало несколько писем, которые пришли, пока я находился в Нью-Йорке. Машинально я взял их: счета, какие-то рекламные листки. Пачка уже подходила к концу, когда я наткнулся на почтовую открытку, это было правительственное послание. На обратной стороне была напечатана какая-то форма. Я прочитал.

Участковая призывная комиссия № 217.

Воинская повинность.

Повестка.

Военнообязанный — Фрэнсис Кейн.

Приказом № 549 присвоен класс — IA.

Участковая призывная комиссия.

25 июня, 1941 г.

Сигарета уже почти закончилась, я погасил ее в пепельнице и направился в спальню и, только протянув руку к выключателю, понял, что до сих пор держу в руках повестку.

Я выключил свет и швырнул повестку в комнату. Черт с ней. Завтра с утра позвоню Карсону, и он все уладит.

Мартину стало нехорошо, он опустился в кресло и уставился на Жанет.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он дрожащим голосом.

Джерри тоже посмотрел на жену. Его заинтриговала эта история, и теперь ему хотелось знать ее конец. Напряжение исчезло с его лица, он откинулся в кресле.

— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Жанет, усаживаясь таким образом, чтобы видеть их обоих. — И когда мы получили от Фрэнка эту страшную телеграмму, что Рут умерла в родах, но в которой ничего не говорилось о ребенке, мы решили, что он тоже умер. Но мы ошиблись.

Ты, Мартин, в это время был уже за границей, и все, что мы могли сделать, это написать тебе о том, что произошло. Через месяц уехал Джерри, и, казалось, жизнь остановилась на некоторое время.

За несколько недель до возвращения Джерри ко мне пришел посетитель. Это был капеллан из части, в которой служил Фрэнк. Он видел Фрэнка мертвым. Мы уже знали, что Фрэнк погиб, я получила об этом известие из Министерства обороны от шестнадцатого апреля. Но капеллан Ричардс привез письмо от Фрэнка, которое тот просил вручить мне лично.

Капеллан устал, казалось, прошла вечность с того момента, когда он спал последний раз.

Пушечная канонада теперь была едва слышна. Еще вчера здесь размещался полевой госпиталь, а сегодня он уже превратился в тыловой, так как за одни сутки фронт переместился на тридцать миль. Но раненые еще продолжали поступать. Доктора трудились не покладая рук, и все же перед операционной стояла очередь.

Капеллан вышел из небольшого здания, превращенного в госпиталь. Возле него на земле лежали раненые, дожидавшиеся своей очереди в операционную или отправки в тыл. Уже почти наступила ночь, первые звезды забрезжили в небе. Он медленно брел мимо раненых к своей палатке. Ему необходимо было выспаться, он не мог больше обходиться без сна, даже если в этом сне он увидит их лица, белые от боли, и услышит их голоса, полные страдания.

Он медленно брел к своей палатке, опустив голову, спотыкаясь, сердце его изнывало от боли.

— Капитан Ричардс, — услышал капеллан чей-то голос.