Михаил Шторм - Последняя тайна Египта

Рушич и Вондрачек услышали этот вертолет во время дневного сна, когда жара стала невыносимой и сморила обоих, загнав в тень палаток, пристроенных за фургоном, где они прятались от прямых лучей солнца.

Грум-грум-грум-грум…

Спросонья было совершенно непонятно, что за настойчивый механический рокот разносится над округой, и, открыв глаза, Вондрачек высунулся из палатки и недоуменно захлопал глазами, выискивая источник шума.

Грум-грум-грум-грум…

«Может быть, это рокочет подходящий к берегу катер?» — подумал Вондрачек, выпрямляясь во весь рост. Он еще не вполне очнулся после одуряющего дневного сна, так что соображал плохо.

Грум-грум-грум-грум…

Все громче, все ближе.

— Влад! — окликнул Вондрачек. — Посмотри на небо. Вертолет летит. Похоже, к нам. Пойдем встречать?

— Не высовывайся, — процедил Рушич, следя за «Апачем» прищуренными глазами. — Стой на месте и не двигайся, пока не скажу.

— Что-то не так?

— Нужно всегда действовать, как будто что-то не так. Только тогда все будет в порядке.

Рушич забрался в фургон и выпрыгнул оттуда с каким-то длинным предметом, замотанным в ткань.

— Что это? — спросил Вондрачек.

— Гранатомет.

— Ты шутишь?

Рушич скосил глаз:

— Я похож на клоуна?

Вондрачек так не считал. Он чувствовал себя непривычно маленьким и уязвимым. Наверное, все дело было в вертолете, стремительно увеличивающемся в размерах. Зависнув над окраиной лагеря, он казался снизу огромным, как автобус. Теперь Вондрачек был не просто маленьким, а совсем крошечным, как муравей, над которым была занесена подошва великана. Рокочущий вертолет висел прямо над головами мужчин.

Темно-зеленый, с орлом на днище, усеянном заклепками, он разносил вокруг себя рев двигателей и шквал ветра. Поднявшиеся вихри, в которых кружились песок и сухие былинки, трепали волосы и футболки мужчин.

— Зачем гранатомет? — спросил Вондрачек, напрягая голосовые связки. — Это ведь американцы, да? Они же ничего плохого не замышляют, правда?

— Не знаю, — отрезал Рушич. — Вертолет американский, да, но кто в нем, мы не знаем. Что им здесь нужно, тоже.

Пока они перекрикивались, вертолет сместился в сторону, развернувшись к мужчинам правым бортом. Задрав вытянутое рыло вверх, он замер метрах в тридцати над пустыней, продолжая гнать волны пыльного ветра, но уже не такие сильные.

Боковая дверь вертолета скользнула в сторону. В проеме появился седой человек с мегафоном в левой руке. Его желто-коричневый камуфляж полоскался на ветру, как будто его теребили невидимые руки. Он поднес мегафон к губам и посмотрел на фигурку стоящего внизу Рушича. Безоружный, в линялой футболке и шортах, он не производил грозного впечатления.

Мужчина с мегафоном заговорил.

— Где остальные? — Его голос звучал громко и отчетливо, перекрывая шум винтов. — Под землей? Вас двое? Больше никого нет?

Как давно понял читатель, это был сэр Джеймс Олдхэм. Ему хотелось бы услышать, что в лагере находится больше людей, потому что истребить их на поверхности было значительно легче, чем лезть за ними под землю. Генеральный консул не имел понятия, как далеко простирается тоннель, и на всякий случай известил Лондон о том, что ложится в клинику на обследование. Спуск в тоннель был практически неизбежен, однако ему хотелось максимально обезопасить себя.

AH-64E был идеально приспособлен для уничтожения живой силы врага. Это была модернизированная модификация, оснащенная более мощными, чем обычно, двигателями «Дженерал электрик» с цифровым управлением и сверхпрочными лопастями несущего винта. Также новый «Апач» получил усовершенствованный радар, работающий в миллиметровом диапазоне для стрельбы ракетами с радиолокационным наведением. Несколько лет назад этот боевой вертолет считался наиболее совершенным из всех, которые состояли на вооружении стран НАТО. Находящийся внутри Олдхэм чувствовал себя в полной безопасности, потому что «Апач» был неуязвим даже для ракет с тепловым наведением. Два человека, смотревшие на него снизу, не представляли собой никакой угрозы.

Один стоял, широко расставив ноги, как будто готовился принять бой, хотя какой мог быть бой в столь неравных условиях? Второй перетаптывался рядом и вертел головой, что свидетельствовало о его крайней неуверенности. Черные тени, отбрасываемые обоими, были четкими.

Олдхэм, стоящий возле открытой двери вертолета, спохватился. Эти двое его слышали, конечно, но как он собирался разобрать их ответы сквозь рокот двигателя?