Эва Баш - Детектив Мэд Мёрдок [litres]

– И свадьба – хорошее прикрытие, да?

– Свадьба, что? Нет! Я… Это было искренне. Я действительно хочу жениться на тебе! – он подался вперёд и взял её за руку. – Только ради тебя я вернулся с того света. Знаешь, Мёрдок, я долго искал смысл жизни. Деньги, на которые можно купить всё, что пожелаешь, не лечат эту огромную чёрную дыру внутри меня. А ты – лечишь. С тобой я хочу просыпаться утром. Эм…

Он притянул её к себе и прижал так крепко, что у Мёрдок перехватило дыхание. Она обняла его в ответ и зарылась пальцами и лицом в волосы.

– А ты что? Передумала? – чуть отстранившись, он взглянул на неё снизу вверх.

– Нет.

– Вот и прекрасно. Как только разберемся с тем, что творится в этом городишке, сразу же и отпразднуем. О’Грэйди уже в курсе.

– И почему я не удивлена…

– Эй, а ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Рассказать? О чём?

– Что там за история между тобой и этим мальчиком, Джорджем?

– Нет никакой истории, – улыбнулась Мёрдок и отодвинулась, но Стэн удержал её.

– Мне показалось, что ты произвела на него неизгладимое впечатление. Посильнее, чем смерть его любимого дядюшки.

– Ты что, ревнуешь? К Джорджу? – Эм рассмеялась, видя, как посерьёзнел Стэн.

– Почему ты не можешь просто ответить?

– Потому что я не понимаю причин этого приступа недоверия. Раньше ты мне доверял или по крайней мере умело делал вид. Что изменилось? Статус жениха обязывает устраивать мне сцены ревности?

– Эм, прекрати, ты сама сейчас усугубляешь ситуацию.

– О боже мой! – Мёрдок закатила глаза. – Нет никакой истории. Малыш Джорджи просто увидел меня у озера. Где я купалась. Без одежды. Естественно, это произвело на него впечатление, вряд ли он прежде видел обнаженную женщину.

– Так.

– Стэн…

– Нет, подожди, у озера? Когда я шёл за тем парнем, который ударил меня ножом, мне показалось, мы проходили мимо озера.

– Да, это было то самое озеро, – подтвердила Мёрдок.

Стэн схватил её за руку и резко притянул к себе.

– Ты понимаешь, что могло произойти?

– Да! – чуть ли не выкрикнула Эм. – Но я тогда не знала, что там обитают беглые преступники.

Пару минут они провели в молчании, прежде чем Мёрдок снова не заговорила.

– К тому же… что уж такого страшного могли мне сделать какие-то двое или трое головорезов? Я бывала в ситуациях и похуже… Казимир Яблонски не всегда был моим другом. А у портовых матросов бывает побольше чести, чем у благовоспитанных жителей белых пригородов, которые ходят на мессы по воскресеньям… Хочешь узнать, как все началось, Стэн? – Флеминг кивнул, и Мёрдок села рядом с ним на кушетку. – Тогда слушай…

День, когда мой мир изменился навсегда… Да, я прекрасно помню его. Я стояла на коленях перед алтарём, покусывая исколотые иголками для шитья пальцы, и разглядывала облупившуюся краску на фреске. С неё на меня смотрел Иисус. Его ладони были сложены в молитве, а голова наклонена на бок, и взгляд был полон такой вселенской тоски, что мне впору было раскаяться во всех своих грехах и поклясться больше никогда так не поступать, как я поступила в то утро. О, не стоит думать, что я совершила в тот день нечто ужасное. Вовсе нет. Я просто задала вопрос, которому было слишком тесно в моей голове. Мне всего лишь нужно было понять, обижаться или же, наоборот, гордиться тем, что девчонки называют меня суфражисткой.

Конечно же, это был вопрос, недостойный леди. Это всё мисс Дейзи Лу. Это она надоумила отца отправить меня в католический колледж, чтобы «несчастному дитяти, выросшему без матери, привили хоть какие-то светские манеры». Ведь не дело девочке лазить по деревьям и стрелять из рогатки.

Конечно, отец, воспитавший дочь в строгости и научивший тому, что хорошо умел сам, – вести счета, стрелять из ружья и ездить верхом, не мог дать того, что дала бы мать. Рассудив здраво, он решил, что это именно то, что мне нужно.

Свободное дитя оказалось вдруг заперто в четырёх стенах и, более того, в рамках сотен писаных и неписаных правил. Постоянное удивление и сотни «почему» привели к тому, что я чаще других занималась прополкой сорняков в саду, мытьём полов и другими, несомненно, полезными для леди работами и чаще других бывала в «комнате послушания» – маленькой каморке на чердаке, где в летнюю жару крыша раскалялась так, что в сравнении с этим адское пекло наверняка показалось бы лёгкой прохладой. Самым приятным из наказаний было стояние на коленях в часовне. Тогда никто не мешал мне мечтать о том, что когда-нибудь я вырвусь из этой клетки и улечу далеко-далеко, на другой конец света. Именно улечу. Однажды я увидела в газете фото Раймонды де Ларош на фоне аэроплана и с тех пор только и думала об этом. Но разве это занятие, достойное леди?