Мелисса Башардауст - Девушка, змей, шип [litres]

Melissa Bashardoust

Girl, Serpent, Thorn

Печатается с разрешения издательства Flatiron Books и литературного агентства Nova Littera SIA

Copyright © 2020 by Melissa Bashardoust

© П. Э. Феррейро Фернандес, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Все сказания начинаются одинаково: быль иль небыль. Эти слова полны возможностей, они способны дарить надежду или же вселять отчаяние. Когда дочь устраивается у ног матери и хочет услышать сказку (всегда одну и ту же), то больше всего она ждет этих самых слов, ведь они означают, что нет ничего невозможного. Быль иль небыль . Девочка… есть иль нет.

Мать девочки всегда повествует в одной и той же манере, используя одни и те же слова, будто бы отрепетировав рассказ заранее.

«Быль или небыль, но жила-была девчушка тринадцати лет от роду, и жила она в городе, раскинувшемся южнее горы Арзур. Местные знали, что не стоит ходить к горе, потому как жили там дивы – демонические прислужники Разрушителя, имевшие единственной целью нести разрушение и хаос в мир Создателя. Большинство жителей избегало даже редколесного края, протянувшегося от южного склона горы. Но дети, вообразившие себя взрослыми, бывало, что и забредали туда при свете дня, но только лишь чтобы похвалиться по возвращении.

Однажды девчушке захотелось показать, насколько она храбра, и направилась она в край лесов. Девчушка намеревалась идти по нему лишь до тех пор, пока не сорвет одну-единственную молодую кедровую веточку, которую бы она принесла с собой в качестве доказательства. Однако вместо веточки она нашла угодившую в сеть молодую незнакомку. Та сидела на земле и плакала, моля о помощи. Она объяснила нашей девчушке, что то была дивова ловушка и что стоит диву вернуться, как он тут же сделает ее своей пленницей.

И стало девчушке жаль ту горемычную. Найдя острый камень, она перерезала веревки. Освобожденная незнакомка поблагодарила ее и бросилась прочь. Девчушке бы последовать ее примеру, но она замешкалась, и вот уже ей на плечо опускается тяжелая рука.

Неспособная ни бежать, ни даже позвать на помощь, скованная страхом, девчушка подняла глаза на нависшего над ней дива. Он вселял ужас одним своим нечеловеческим видом. Девчушке казалось, что сердце ее вот-вот остановится, и тогда диву не придется ее убивать.

Диву хватило одного взгляда на пустую сеть, обрезки и камень в руке девчушки, чтобы все понять.

– Ты обокрала меня, – тихо прорычал он. – Вот и я украду что-то у тебя взамен.

Девчушка думала, что он заберет у нее жизнь, но вместо этого он проклял ее первенца женского пола, предрекая ей судьбу ядовитой. Она будет убивать любого, кто коснется ее».

На этом месте дочь обычно перебивает мать и спрашивает, почему проклятие пало именно на первенца- девочку . Ей нет нужды упоминать о зависти и обиде на брата-близнеца: ее эмоции и так написаны у нее на лице.

Тогда мать отвечает, что дивовы пути загадочны, несправедливы и неведомы никому, кроме них самих.

«С этими словами див отпустил девчушку, и та припустила прямиком домой, то ли не желая, то ли не находя сил рассказать кому-либо о произошедшем. Ей хотелось забыть о проклятии дива, притвориться, будто ничего не было. К тому же в ближайшие несколько лет беспокоиться о детях ей не было нужды. Со временем она сумела забыть о дивовом проклятии. Почти сумела.

Годы шли, девчушка взрослела, и вот однажды шах Аташара выбрал ее себе в царицы. Она не рассказала ему о дивовом проклятии. Она и сама уже едва о нем помнила.

И лишь тогда, когда ее близняшки – мальчик и девочка – родились, она вспомнила тот день в лесу. Но было уже слишком поздно, и через три дня после родов она обнаружила, что див ее не обманул. Утром кормилица склонилась над ее дочерью, готовясь покормить ее. Но стоило им коснуться друг друга, как кормилица пала наземь бездыханной».

В этом и кроется причина, по которой она готова раз за разом делиться с дочерью этим сказанием. Она хочет, чтобы та помнила, как важно всегда носить перчатки и никого не касаться. Она не хочет видеть в своей дочери той беспечности, что однажды допустила сама, когда ей было тринадцать лет и когда она забрела чересчур глубоко в лесной край.