Эва Баш - Хрустальный сад

Лунный свет почти не проникал сквозь узкие стрельчатые окна средневекового чешского костела. Маленькие свечи тускло освещали старинные фрески с изображениями святых. В церкви было тихо и безлюдно. Только старый священник дремал над книгой. Почти бесшумно открылась дверь, впустив ледяной ветер. Молодой человек остановился на пороге, словно обдумывая следующий шаг, а потом закрыл дверь и прошел вдоль скамей прямо к алтарю. Снежинки блестели в его белокурых волосах и таяли, оставляя следы на белом пальто. В руке он нес длинный холщовый сверток. Звук шагов гулко отражался от каменных стен. Парень опустился на колени перед алтарем и, положив сверток перед собой, развернул ткань. Старинный меч с выгравированной надписью сверкнул в свете свечей. Сложив ладони, молодой человек склонил голову набок и посмотрел на изображение распятого Христа.

«Вот я и пришел к тебе», – произнес он по-английски с легким немецким акцентом. Его голос был тих. – «Ты знаешь, на этот раз я сделал все, что мог, – он замолчал и погрузился в размышления, но потом заговорил снова, – Я хочу попросить тебя только об одном – позаботься о них».

Я появился на свет холодным дождливым октябрьским днем тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Мать однажды рассказала мне в припадке откровенности, как она под проливным дождем сама добиралась в тот день в больницу, потому что отец, как всегда, работал. Сколько его помню, он постоянно пропадал на работе и днем и ночью. Днем на лесопилке, а по вечерам подрабатывал грузчиком сразу в нескольких компаниях. Конечно, с таким-то графиком, где ему взять свободного времени, чтобы уделить его семье. Мать вела колонку в местной газете, давая советы о том, как правильно налаживать отношения и выращивать гладиолусы. Вот вам прекрасный пример – для того, чтобы давать советы, не обязательно в чем-то разбираться. В нашей семье каждый был сам по себе, впрочем, и семьей-то по большому счету нас назвать сложно. Так, собрание людей под одной крышей.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что я стал трудным подростком в определенном смысле этого слова. Я не был дебоширом или наркоманом, неплохо учился и приходил домой вовремя. Вся «трудность» заключалась в том, что никто не знал, как общаться со мной. Люди, окружавшие меня, нагоняли скуку, и чаще всего я молчал, потому что не понимал, зачем вообще открывать рот, чтобы обсуждать такие простые вещи как погода, футбол или просмотренный фильм. В каком-то смысле я был бунтарем, плевать я хотел на общественное мнение. Жил в своем мире, со своими правилами, делал все что хотел и как хотел. Единственный человек, который выносил меня тогда – это Санни [1] Прим. от англ. sunny – «солнечный». . На самом деле его звали Роберт, но никто, ни родители, ни даже учителя его так не называли. Я уже и не помню, откуда у него появилось это прозвище – Санни. Наверное, из-за рыжей шевелюры и веснушек. Санни был пацифистом и никогда не влезал ни в какие конфликты. Как же для него было важно, чтобы все вокруг его обожали. И его обожали! Позитивный, общительный, как лучик солнца в нашем сером мире. Первая и последняя маска, которую он успел примерить.

Никто не понимал, почему он общается со мной. Казалось бы, что у нас может быть общего? О, у нас было очень много общего. Наша буйная фантазия не давала никакого покоя его родителям. Они ругали его, сажали под домашний арест, запрещали общаться со мной и смотреть телевизор. Мои родители по большому счету моей жизнью не интересовались. Главное, пришел к ужину, ну, или хотя бы к завтраку – уже хорошо.

Мы жили на юге Германии в небольшом доме за городом на окраине леса. Здесь прошло наше детство. С рассветом мы с Санни брали велосипеды и уезжали в лес. Построили шалаш, перетаскали туда кое-какие вещи, посуду и даже какую-то еду. Мы разводили костер и готовили на нем рыбу, которую ловили в Дунае. Однажды, прочитав «Приключения Гекльберри Финна», построили свой плот и хотели пуститься на нем в путешествие, но он развалился, проплыв пару десятков метров, и мы чудом смогли вернуться на берег. Помню, боялся воды, наверное, месяц.