Алан Брэдли - Сорняк, обвивший сумку палача

Не успел я возразить, как меня назначили в разведывательную группу, «люфтлоффе III», базирующуюся во Франции близ Лилля.

Нашими самолетами были «мессершмиты БФ-110», двухмоторные аппараты по прозвищу «Zerstörer». [70] Разрушитель (нем.).

— «Разрушитель», — кисло произнесла Даффи. Временами она бывала весьма неучтива.

— Да, — ответил Дитер, — «Разрушитель». Эти, правда, были специально модифицированы в разведывательных целях. Мы не несли бомбы.

— Шпионили, — сказала Даффи. Ее щеки слегка покраснели, хотя от гнева или волнения, — я не могла определить.

— Да, шпионили, если предпочитаете, — согласился Дитер. — Во время войны разведкой занимались обе стороны.

— Он прав, ты знаешь, Дафна, — заметил отец.

— Как я говорил, — продолжил Дитер, глянув на Даффи, — «Zerstörer» был двухмоторным аппаратом с командой из двух человек — пилота и второго члена, который мог быть радистом, навигатором или пулеметчиком, в зависимости от задания.

В мой первый день в строю, когда я шел к казарме для инструктажа, оберфельдфебель — сержант — в летных ботинках щелкнул каблуками и крикнул: «Герр хауптманн! [71] Капитан (нем.). Хитклифф!» Разумеется, это был мой старый приятель Вольфганг Цандер.

Я быстро оглянулся, проверяя, не услышал ли его кто-нибудь, поскольку фамильярность между чинами не терпели. Но никого не было в пределах слышимости.

Мы радостно обменялись рукопожатием. «Я твой навигатор, — смеясь, сказал Вольфганг. — Тебе это сказали? Из всех навигаторов в стране выбрали именно меня, чтобы летать в твоем жестяном драконе!»

Хотя я был счастлив видеть его снова, нам следовало быть откровенными. Ситуация была сложной. Мы разработали целую систему военных хитростей — прямо как любовники в романах эпохи Регентства.

Мы подходили к самолетам, тыкая туда-сюда пальцами и ныряя под фюзеляжи, как будто обсуждаем тяги управления, но наши разговоры редко касались чего-то другого помимо английских романов. Если кто-то приближался, мы быстро переключались с Харди на Гитлера.

Во время одного из таких осмотров родился великий замысел. Я не помню, кому первому он пришел в голову — мне или Вольфгангу.

Мы ходили вокруг хвоста «Кати» — так назывался наш самолет, — когда вдруг один из нас, думаю, наверное, это был Вольфганг… а может, и я… сказал: «Как думаешь, цветет сейчас вереск в Хауорте?» [72] Хауорт — деревня в Йоркшире, где родились сестры Бронте.

Вот так просто. За пару секунд кости, как говорил Юлий Цезарь, были брошены.

И затем, как будто подслушивая нас под дверью, снова выступила судьба. Два дня спустя нам дали цель в Южном Йоркшире — железнодорожная сортировочная станция и велосипедная фабрика, которая, как считали, производила двигатели для «роллс-ройсов». Только фотографии. «Плевое дело», как говаривали парни из королевских военно-воздушных сил. Идеальная возможность лично доставить наш маленький дар.

Полет через канал прошел без приключений, на этот раз нас не атаковали «спитфайры». Погода была прекрасная, и двигатели «Кати» урчали, как парочка больших довольных кошек.

Мы прибыли к цели вовремя — точь-в-точь, как вы говорите, — и сделали фотографии. Щелк! Щелк! Щелк! — и мы закончили. Задание выполнено! Следующие пятнадцать минут были в нашем распоряжении.

Дом священника в Хауорте находился меньше чем в десяти милях к северо-западу, и с нашей скоростью, составлявшей триста миль в час, полет займет меньше двух минут.

Проблема заключалась в том, что мы были слишком высоко. Хотя мы спустились до семнадцати тысяч футов из-за фотографий, для нашей личной миссии требовалось быстро снизиться еще больше. «Мессершмит» с черными свастиками на крыльях, несущийся, словно ястреб, к тихой английской деревне, вряд ли останется незамеченным.

Я наклонил штурвал вперед, и мы начали спускаться гигантской спиралью все ниже и ниже, в ушах хлопало, словно вылетали пробки от шампанского. Под нами вереск на пустошах казался морем пурпурных волн.

На высоте в тысячу футов я потянул штурвал на себя и выровнял машину чуть ли не на высоте изгородей.

«Готовься!» — крикнул я Вольфгангу.

Мы подлетали с востока, и внезапно она появилась наверху холма — деревня Хауорт! Мы ревели, скользя над полями, чуть не задевая дымовые трубы на сельских домах.

Когда мы летели над хауортской дорогой, я первый раз заметил церковь на вершине крутой центральной улицы, затем, в ста ярдах за ней, за церковным кладбищем, знакомые очертания дома священника, где жили Бронте. Он был в точности такой, как я всегда представлял его себе: темные испещренные пятнами камни и пустые окна.