Алан Брэдли - Сорняк, обвивший сумку палача

«Оставь его, Руперт, — сказал мужчина с ружьем. — Он только что потерпел крушение».

Не успел второй человек ответить, как в воздухе послышался пронзительный вой, и «спитфайр» пронесся мимо, описав в конце поля победную «бочку». [74] «Бочка» — двойной переворот через крыло.

Я наблюдал, как он взлетает высоко в небо, и затем произнес:

Мужчины посмотрели на меня так, будто я внезапно впал в шок, — возможно, так и было. Только позже на меня нахлынуло сокрушающее осознание, что бедный Вольфганг мертв.

«Джордж Мередит, — сказал я им. — „Взлетающий жаворонок“».

Позже, в полицейском участке в деревне, пилот «спитфайра» нанес мне визит. Он вместе с эскадрильей базировался в Каттерике и взял самолет, чтобы проверить управление, после того как механики изменили кое-какие настройки. Он не имел ни малейших намерений ввязываться в драку в тот день, как он мне сказал, но вот они мы, Вольфганг и я, вдруг оказались у него на прицеле над Хауортом. Что еще он мог сделать?

«Так уж получилось. Невезуха, старик, — сказал он. — Чертовски жаль твоего друга».

— Все это было шесть лет назад, — сказал Дитер со вздохом. — Высокий мужчина в поле с ружьем, как я узнал впоследствии, был Гордон Ингльби. Второй, с вилами, как, возможно, вы уже догадались, — Руперт Порсон.

Руперт Порсон? Но как человек с вилами мог быть Рупертом Порсоном?

Мои мысли крутились, как разрисованный жестяной волчок.

Последним местом на земле, где, как я могла ожидать, закончится рассказ Дитера, было поле Джубили на ферме Ингльби. Но одно стало совершенно ясно: если Руперт действительно был на ферме «Голубятня» шесть лет назад, во время войны, это объясняет, по крайней мере частично, почему деревянное лицо куклы Джека было вырезано по образу и подобию Робина Ингльби.

Отец испустил вздох.

— Я хорошо это помню, — сказал он. — Ваш самолет упал на поле Джубили, прямо под лесом Джиббет.

Дитер кивнул.

— На короткое время меня отправили в лагерь военнопленных с тридцатью или сорока другими офицерами и солдатами люфтваффе, где наши дни проходили в рытье канав и высаживании изгородей. Каторжный труд, но, по крайней мере, я все еще был в Англии. Большинство немецких пилотов, захваченных в плен, были отправлены за границу, в канадские лагеря, где было мало надежды на побег.

Когда мне предложили возможность жить и работать на ферме, я схватился за нее; хотя это было не обязательно, многие из нас сделали то же самое. Те, кто не считал себя предателем, кроме всего прочего.

Но война подходила в концу, и многие из нас об этом знали. Лучше начать мостить мою личную дорогу в Оксфорд, подумал я, чем оставить будущее на волю судьбы.

Никто больше меня не удивился, когда меня назначили на ферму Ингльби. Меня позабавила мысль о том, что Гордон, который не так давно держал меня на мушке, теперь помогает Грейс жарить для меня копченую селедку на кухне своей фермы.

— Говорите, это было шесть лет назад — в 1944-м? — уточнила я.

— Да, — кивнул Дитер. — В сентябре.

Я не смогла справиться с собой. Не успела сдержать слова и выпалила:

— Значит, должно быть, вы были на ферме «Голубятня», когда Робина нашли повешенным в лесу Джиббет.

— Флавия! — сказал отец, со стуком поставив чашку и блюдце. — Мы не сплетничаем о чужом горе.

Внезапно лицо Дитера омрачилось, и огонь — может, это гнев? — загорелся в глазах.

— Это был я, — ответил он, — я нашел его.

Вы нашли его? — подумала я. — Невозможно! Миссис Мюллет дала совершенно ясно понять, что это Безумная Мэг нашла труп Робина.

Повисло удивительно долгое молчание, и затем Фели вскочила на ноги подлить Дитеру еще чаю.

— Вы должны простить мою младшую сестру, — сказала она с ломким смешком. — Она испытывает нездоровую завороженность смертью.

В точку, Фели, подумала я. Но, хотя она попала в точку, она и половины не знала.

Остаток послеобеденного времени весьма напоминал миновавшую грозу. Отец сделал то, что я сочла благородной попыткой переключить разговор на погоду и урожай льна, в то время как Даффи, почувствовав, что мало что еще может стоить ее внимания, заползла обратно в свою книгу.

Один за другим мы с извинениями удалялись: отец занялся марками, тетушка Фелисити пошла вздремнуть перед ужином, а Даффи — в библиотеку. Через некоторое время я заскучала, слушая, как Фели щебечет с Дитером о разных деревенских балах и пикниках, и сбежала в лабораторию.