Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

Что она имеет в виду? Может ли женщина ненавидеть мужчину, потому что он общается с другой? Вопрос далеко за пределами моего понимания. Я попыталась вспомнить аналогичную проблему в мире органической химии, но не смогла.

Спрошу Даффи, она ведь читала «Любовника леди Чаттерли» и знает о таких материях все.

Я снова вернулась мыслями к трем Грациям и их безвременной кончине.

Если это был не каноник Уайтбред, кто же отравил кубок? Кто же бросил его в реку после убийства трех Граций?

«Ищите невидимок», – сказал Доггер.

На кого в приходе обращают меньше внимания, чем на сына священника? При мысли об этом мое сердце затрепыхалось. Может, это Орландо решил избавиться от сельских сплетниц? У него был мотив.

– Где был Орландо утром в то воскресенье, когда произошли три убийства? – спросила я.

Внезапно Поппи снова превратилась в ястреба и уставилась мне прямо в душу.

– Со мной, – ответила она.

Я бросила косой взгляд на Клэр. Она ведь говорила, что накануне вечером в две минуты восьмого Орландо сел на поезд в Лондон? Клэр удивленно посмотрела в ответ.

– Мы репетировали, – пустилась в ненужные пояснения Поппи. – Я давала показания на этот счет.

– Что на самом деле случилось тем утром, мисс Мандрил? – заговорил Доггер, покачивая головой. – Можно прочитать в газетах, конечно же, но я никогда не мог понять это дело до конца.

– Вы умный человек, мистер Доггер. И искусно расставили мне ловушку. Но это же очевидно: поскольку я была с Орландо, я не могу знать, что на самом деле произошло в церкви.

– Верно, – согласился Доггер, не моргнув и глазом. – Я думал, может быть, происшествие обсуждалось в Воулсторпе.

– Разумеется, – подтвердила Поппи. – И о нем подробно писали во всех газетах, которые вы, по всей видимости, читали. Все их читали, я в том числе.

– Можно мне еще чаю? – попросила Клэр, вставая и подходя к серебряному чайнику.

Какую часть этого разговора они с Доггером срежиссировали, а что идет спонтанно?

– Вы пришли ко мне под фальшивым предлогом, мистер Доггер, – сердито сказала Поппи с таким видом, как будто он нашкодивший ребенок. Я заметила, что ее глаза снова заблестели. – Боюсь, ваш интерес к моему театральному прошлому – лишь уловка. Ваши мотивы – не мотивы театрального историка, но это и не просто любопытство.

Доггер не возразил, как я бы поступила на его месте.

– Прошу прощения, если я не выразился достаточно явно, – сказал он. – Но, будучи некогда страстным любителем сцены, я не мог не заметить поразительное сходство убийств с вашей ролью в «Милдрите Кинбот». Особенно три отравления из общей чаши. Есть и схожесть названия – «Святая Милдред».

Повисшее молчание можно было резать ножом. Я едва осмеливалась дышать.

А потом раздалось жуткое шипение: «Ш-ш-ш-ш-ш-ш». Поппи Мандрил шипела сквозь зубы, как змея.

– Простите меня, мистер Доггер, – выдохнула она, доставая носовой платок и утирая рот. – Быть может, вы мне не поверите, но я никогда не обращала внимания на это сходство. До этого самого момента. Конечно, вы правы. Вы думаете, есть связь?

– Нет, – ответил Доггер. – Я просто указал на совпадение. По моему опыту, в реальной жизни убийцам не хватает ума и изобретательности, чтобы спланировать столь литературное убийство, не говоря уже о том, чтобы совершить его. Убийцы не читают книги и не ходят в театр. Их чаще можно увидеть в кино или за чтением газеты «Дейли мейл».

Поппи Мандрил издала сухой смешок.

– Туше, мистер Доггер. Я получила по заслугам. Не стоило дразнить вас. Вы утверждаете, что столь дьявольские убийства происходят только на страницах романов миссис Кристи и ей подобных?

Доггер одарил ее блаженной улыбкой. Внезапно его лицо обрело выражение утомленного, но понимающего архангела.

– И, конечно же, в Воулсторпе, – сказал он.

Я видела, что они оба получают определенное удовольствие от дуэли, но пришло время убрать Доггера с линии огня. Я слишком хорошо читала знаки.

Поднеся чашку к губам, я изобразила самую омерзительную отрыжку, какую только смогла.

Этому искусству меня в детстве обучила Даффи, и с тех пор я годами совершенствовалась в нем в уединении своей спальни и лаборатории. Мою отрыжку нельзя отличить от натуральной.

– Простите, – выдохнула я, прикрывая рот и задерживая дыхание, чтобы лицо приобрело убедительный оттенок красного, – мне что-то нехорошо. Наверное, сосиска в тесте, которую я съела за завтраком.

Я изобразила еще один приступ отрыжки.