– Нет. Сонет. Тебе неинтересно.
– Конечно, мне интересно, Даффи, – возразила я. – Я же твоя сестра, разве нет?
Она задумчиво уставилась на меня.
– Некоторые говорят, что да.
– Давай же, Даффи. Читай. Уверена, он убийственный. Имею в виду, потрясающий.
Тщеславие одержало верх. Она перевернула страницу и прокашлялась.
– Что ж, может, он и не очень хорош, но…
Почему поэты извиняются, перед тем как прочесть свои стихи вслух? Удивительно. В Святом Танкреде мы посетили много чтений, когда поэты старались убить свое детище еще до того, как оно сделает первый вздох.
Мне всегда хотелось прокричать: «Ну хватит уже!» – но я держалась. Поэты – если не считать жуткую Миллбанк Моррисон с кожей как у носорога – весьма чувствительны по отношению к своим творениям, в отличие от ученых.
Разве Джозеф Пристли извинялся за открытие кислорода? Или Генри Кавендиш за водород?
Разумеется, нет! Они ликовали.
– Давай же, умоляю, – сказала я. – Я вся внимание.
Даффи снова прокашлялась и начала читать:
Какой слизняк, какой могильный червь
Твой некогда прелестный портит лик?
– Стоп! – воскликнула я, поднимая руку.
Как она посмела? Как она отважилась забраться на мою территорию? Это я – специалист по мертвецам. Я – Доктор Разложение. Как она посмела?
– Прости, Даффи, – сказала я. – Остановись. Это слишком реально. Меня затошнило.
Даффи посмотрела на меня и покраснела от гордости. Потом закрыла блокнот.
– На самом деле это пока все. Я только начала, но прочитаю тебе все целиком, когда закончу.
– Не сотри карандаш, – посоветовала я и удалилась.
– А-а, мисс де Люс, – произнес голос, едва я сделала несколько шагов. – На пару слов, если не возражаете.
Это оказался констебль Оттер с блокнотом и нестираемым карандашом наготове.
Как долго он шнырял около садовой калитки? Что услышал?
Я бросила взгляд украдкой на блокнот, но страница была чистой. Когда я сделала шаг вперед, он автоматически отступил. Какой внимательный!
– Да, констебль, – сказала я. – Чем могу помочь?
– Тем, что перестанете совать нос, – ответил он, – в дела, о которых вы понятия не имеете.
Это угроза? Меня пытается отстранить от дела деревенский полицейский?
– Прошу прошения, – сказала я. – Но я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Все вы понимаете, – возразил констебль Оттер, одной рукой захлопывая блокнот и убирая его в карман куртки с ловкостью тренированного матроса, заряжающего пушку.
И повторил:
– Все вы понимаете.
Я изобразила выражение лица номер пять: сочетание оскорбленной невинности с легким намеком на агрессию, и еще надо выдвинуть нижнюю губу ровно на четыре миллиметра вперед. Я много раз тренировалась перед зеркалом.
Следующий шаг оставался за ним, и он его сделал.
– Я позвонил инспектору Хьюитту в Хинли, – продолжил он. – Мне дали понять, что вас хорошо знают в этой глуши.
В этой глуши? Этот деревенский осел намекает, что мои скромные успехи в расследовании преступлений ограничены Хинли и окрестностями? Неужели инспектор Хьюитт забыл рассказать ему, за что меня поблагодарил, причем лично, наш дражайший (хотя ныне, увы, покойный) король Георг VI?
О чем только думал инспектор? Он уже забыл, что в январе я прислала ему и его жене Антигоне, которую я обожаю, корзину с яблоками и апельсинами на рождение их первого ребенка, дочери?
Разумеется, Антигона отправила мне благодарственную открытку, но с тех пор я от них ничего не слышала.
Должна признать, это было вскоре после смерти отца, и Хьюитты, возможно, не хотели тревожить нас в это время.
От них пришла скромная траурная открытка с соболезнованиями, вот и все, и я была сильно разочарована. Я надеялась, что меня попросят стать крестной матерью и что я буду стоять с ребенком перед купелью, когда ее будут крестить под именем Флавия Антигона Хьюитт.
А теперь еще и это?
«Хорошо знают в этой глуши», – сказал констебль.
– Да, констебль Оттер, – отозвалась я. – Мне удалось распутать дело-другое.
У меня волосы на затылке встали дыбом.
– Возможно, мисс, но что натолкнуло вас на мысль, что здесь произошло преступление? Что заставило вас думать, что гибель молодого человека – не несчастный случай?
Какой сообразительный констебль! Ничего не упускает.
Я уже знала, что молодого человека, выловленного из воды, звали Орландо Уайтбред, но констебль не в курсе, что мне известно имя мертвеца.
Читать дальше