Из Плотникова переулка выскочила машина с Бестемьяновым. Могли бы и раньше, подумал я, еле переводя дыхание.
Фалин пристально смотрел на меня, будто мы были одни, а не в полном людей кабинете. Ему еще не показывали фотографий Игнатова в петле, не задавали многих вопросов, не устраивали очных ставок. Все это предстояло. И хотя полчаса назад он застрелил человека, пусть убийцу, но человека, держался он хладнокровно.
— Непростительную ошибку я допустил, — сказал он, обращаясь ко мне. — Вас надо было убрать. Вы мой злой рок. Я это понял, когда впервые увидел вас у «Эрмитажа».
— Прекратите, Фалин! — сказала Миронова.
— Что же вам помешало? — спросил я Фалина.
— Элементарное человеколюбие, — ответил он. — Гуманизм.
— Вы только что убили человека, Фалин! — сказала Миронова.
— Разве это человек?! — Он снова обратился ко мне: — Сейчас лежали бы в могиле, а я был бы на свободе.
— Вы все равно были бы здесь, — сказал я и направился к двери. Я все время думал о Хмелеве.
— А ваш помощник дурачок, — услышал я голос Фалина.
Я остановился.
— Вы знали его в лицо?
— Конечно. Предупредили бы, чтобы не мельтешил перед глазами. Он жив?
Я готов был задушить Фалина. Еще немного — и все, что я сдерживал в себе, обрушилось бы на его голову. Но ведь закон обязывает быть предельно вежливым с кем бы то ни было, даже с убийцей твоего коллеги и друга. Я взялся за ручку двери так, будто пытался сломать ее. Кто ударил Хмелева ножом?
— Продолжим, Фалин, — сказала Миронова.
Я решил остаться.
— Я требую, чтобы вы прослушали изъятую у меня при личном обыске магнитофонную кассету, — сказал Фалин.
Он все же предусмотрел возможность ареста, раз таскал с собой кассету, на которой наверняка была полная запись его беседы со Стокроцким, Маркеловым и Шталем. Кассета вместе с паспортом — настоящим, документы журналиста Фалина он, конечно, уничтожил — лежала на столе.
— Всему свое время, Фалин, — сказала Миронова и разложила перед ним фотографии мертвого Игнатова.
Фалин брезгливо отвернулся.
— Я к этому не имею отношения, — сказал он и вдруг истерично закричал: — Где Стокроцкий? Где Маркелов? Где Шталь? Где, я спрашиваю?! Они подтвердят, что у меня алиби! Алиби! Понимаете? Алиби! Не был я в квартире. Не был!
— Мы знаем, — сказала Миронова. — Но вы, Фалин, провели в квартиру убийц.
— Что значит «провел»? Провел — значит тайно. Я привел Картуза и Аспирина открыто. Я хотел защитить Игнатова от Стокроцкого и его дружков. Да-да! Защитить жизнь Игнатова от посягательств озверевших интеллигентов. Вы знаете, что такое озверевший интеллигент? Людоед с высшим образованием. Из-за паршивых денег Стокроцкий собирался перегрызть горло другу детства. А еще в школе преподает! Чему он может научить детей?! Да вы послушайте кассету. Послушайте. Вам все станет ясно. Лобызаются при встрече, а когда дело коснулось денег, кинулись на друга, как шакалы. Для них нет ничего святого. Они попрали самое святое, что может быть у мужчин, — дружбу…
— Почему вы сделали тайную запись? — спросила Миронова.
— На всякий случай, поняв, с кем имею дело. Но я не предполагал, что Игнатова убьют. Послушайте кассету.
— Всему свое время, — сказала Миронова. — Игнатов вам настолько доверял, что впустил в квартиру двух явных головорезов?
— Я любил Игнатова, и он знал об этом. Я хотел защитить его, приставив к нему… ну как вам сказать… телохранителей, что ли.
Я вспомнил слова Якушева о том, что за спиной Фалина, как телохранители, стояли Картуз и Аспирин. Я еще переспросил Якушева: «Как кто?» Он ответил: «Телохранители». Тогда у меня возникло лишь ощущение близости догадки. Теперь я все понял. Конечно, Фалин привел к Игнатову Картуза и Аспирина под видом телохранителей, не своих, Игнатова.
— При них Стокроцкий с дружками не посмел бы расправиться с Игнатовым, — продолжал Фалин. — Вечером второго января Стокроцкий, Маркелов и Шталь хотели проникнуть к Игнатову под предлогом мирных переговоров и повесить его. На кассете все записано. Я нанял Картуза и Аспирина, чтобы охранять Игнатова. Кто знал, что они договорятся еще с Стокроцким и его дружками?! Они обвели меня вокруг пальца. Мерзавцы! Картуз все мне рассказал.
Да, мертвые молчат. Но был Аспирин, который не собирался выгораживать Фалина. Ни Картуз, ни Аспирин не вступали в контакты со Стокроцким и тем более не договаривались с ним. Однако в одном Фалин был прав — Картуз и Аспирин обвели его вокруг пальца. Что ж, наверно, закономерно. Он обманул Игнатова, они — его. Игнатов поверил Фалину. Вот почему он выпроводил второго января в восемь вечера Нелли. Он ждал Фалина с «телохранителями». Приход Спивака не нарушал плана Игнатова. Спивак ведь не собирался задерживаться у него. Он пришел лишь для того, чтобы оставить деньги. Видимо, в душе Игнатов посмеивался, представляя лица своих друзей при виде Картуза и Аспирина. Ничего не подозревая, он выполнял все, что говорил Фалин. Он полагал, что разыгрывается спектакль. Если бы он знал, что задумана не комедия, а трагедия! Но что он мог изменить? Все было предопределено. В кармане Фалина лежала магнитофонная запись беседы, во время которой Стокроцкий произнес слово «повесить». Оно потеряло первоначальный смысл и приобрело зловещий. Стокроцкий выразился фигурально. Фалин вцепился в это слово. Оно стало отправным в его планах, фундаментом его замысла. Последние слова Стокроцкого, уточнившего задание — припугнуть Игнатова, да так, чтобы тот отдал деньги, Фалин, без сомнения, уничтожил на пленке. Он привез к Игнатову Картуза и Аспирина не для того, чтобы оградить того от Стокроцкого, а для того, чтобы выполнить угрозу Стокроцкого — повесить Игнатова. Из квартиры Игнатова Фалин позвонил Стокроцкому и передал трубку Игнатову. Это Аспирин хорошо помнил. Он вспомнил также, что после отъезда Фалина Игнатов в начале десятого «миловался по телефону со своей девкой». Значит, Игнатов был уверен в Фалине. А тот поехал к Стокроцкому. В десять вечера Фалин поручил Шталю позвонить Игнатову и сказать, что они выезжают. Он хотел, чтобы Шталь, Стокроцкий и Маркелов знали: Игнатов жив. Он обеспечивал себе алиби. А Игнатову оставалось жить считанные минуты. Ни Шталь, ни Стокроцкий, ни Маркелов не догадывались, что телефонный звонок — сигнал Картузу и Аспирину. Они должны были повесить Игнатова, именно повесить, не нанося смертельных ударов, тем более бронзовым подсвечником по голове. Фалин не предусмотрел, что хлипкий по сравнению с убийцами Игнатов окажет отчаянное сопротивление, а Картуз, как показал Аспирин, «в злобе малость переборщит». И Фалин не предусмотрел, что Картуз и Аспирин договорятся между собой.
Читать дальше