Андрей Фёдоров - Желтый караван

— Хорошо! — сказал Звездочет. — Как же естественнее… как это?.. так, без инструмента смотреть на них. По-человечески, что ли.

— Вот так бы и смотрели, — стучал ложкой Блинов, — а то сто́ите вы этому человечеству в копеечку со своими телескопами.

— А какая луна вблизи? — спросила Ирка.

— Слепяще-белая, если без фильтра! Кажется… слитком из пористого, белого металла. Я люблю со вторым красным фильтром, так теплее…

— Следы этих… луноходов, американцев видно?

— Следов не видно, конечно, но однажды я видел на склоне кратера отражение от металла.

— А чего на нее смотреть? — Блинов вытер ложку. — По ней вон ножками ходят.

— А на звезды? — кивнула в небо Ирка.

— Сначала страшно! Когда я в первый раз увидел это… в четырехдюймовый всего-навсего… бездна! Жуткая бесконечность и плывущие в ней миры! И видишь, какая в этом мощь, сила!

— Вроде и не пили, а Звездобой размахался, того гляди, «Камыш» запоет!

— Да нет… а вот если в масштабах все сократить… ну, как это?.. вот до размеров этой речной долины, и время — соответственно, то получится: вспышка и летящие искорки. Вот и вся Вселенная наша. Вся!

— Вспышки, искры! Кто чай будет?

— Ты говоришь, что это так просто? Но это правда. Я понимаю.

— Ох-ох! Держи кружку! Все они знают, забывают только обувь просушить. Дармоедская ваша специальность, Звездожор!

— Мне кажется, мы объясняем мир. Если все это ближе к земле… то вот… тут пятьдесят тысяч лет назад горел костер! И они, те, сидя тут, они же думали. О нас! А через пятьдесят тысяч лет? И тогда будут люди ходить по земле, сберегут эту реку, будут жечь костер. Костер — символ. Маяк. Жизнь…

— Вот распелся… Звездоплет!

— Даже хочется им знак оставить, — сказала Ирка, — на серебряной бы монете написать: «Мы жили на Земле». И здесь закопать.

— Правда! И имена, — закивал Звездочет, — наши имена! И «привет из двадцатого века»! А тогда уж и таких имен не будет! И что-то от нас останется!

— У вас монета ваша уже до блюдца доросла. Еще там от меня напишите: «Жду ответа, как соловей лета!» Спать-то будем, Звездобрех?

— Да-да! Да, я… как это? Я уйду.

— Куда это?

— Ну… вы люди семейные, а у меня спальник же есть. Нет, правда, я хочу один. Один со звездами. Когда в инструмент — одно, а так…

— Замерзнешь же!

— Нет-нет! Увольте, братцы! Очень хочется! Привык. Мы как отшельники… Я пойду, а?

— Да пускай идет, — сказал Блинов, — Звездопоп. Молись там!

— Нет, правда, правда! Я пойду, сейчас уже поздно, а мне бы подумать, — он сгреб мешок в охапку, — а утром я рано приду! Ка-ак потащу за ноги!

И он вдруг ушел в темноту, как за занавес, и быстро смолкли шаги на лугу.

— Обиделся? Или вправду? Они, все эти астрономы, завернутые, видать.

— Ушел. Нет, не обиделся. Они такие: мысль какая завелась — бегут. Зачем ему монету оставлять. Этот что-нибудь оставит понадежнее.

— Да? Я вот боюсь, проснусь ночью, похлопаю возле — ан пусто!

— Ну-ну! Я тебе похлопаю! Вон ручища-то!

— А вот я про звезды — ничего. Вот уж не философ!

— А при чем тут? Он просто видит как-то все вместе, только главное. Взрыв, вспышка…

Ночь стояла прочно и безгранично. Звезды пылали. Неслась Земля в созвездье Геркулеса. Кажется, туда, но кто знает?

Вдали сквозь редкую рощу просвечивали звезды, и одна из них, красная и низкая, вдруг набухла и нервно замигала, и оттуда, чуть слышно, вроде бы по воде, донеслось тихое завывание:

— «И звезда с звездою говорит…»

— Во дает! — Блинов плюнул в костер. — И комаров не боится. Ухитрился сам костерок зажечь. Тебя завлекает. А утром-то обкашляется. Звездопой! Утро ледяное будет, видать.

— Не пропадет.

— Ты хочешь сказать, что, мол, костер-то зажигать легче научиться, а вот про звезды обобщать не всякому дано?

— Брось, Роман! Тут скорее запаса слов, что ли, не хватает. Душой-то понимаешь…

— И даже я? Душой?

— Надеюсь.

— Ну подумаем. Давай задраиваться. Пикировщики летают.

Их костер лежал кучкой легких прозрачных углей под куполом Вселенной, а слева мигала красная звезда, и долетало по реке:

— «В небесах торжественно и чудно…»

— Ты говоришь, слова? Слова найди. Тут не слова, тут этот…

— Образ?

— Вот! Как поэты.

— Один звездочет, Роман, сказал о своей смерти: «Все равно, я знаю, где бы я ни лег навек — окрест каждый вечер будет небо зажигать лампады звезд» Представляешь? Как-то тепло! И как-то объединяет.. Вот и образ!

Ишь ты! А гаснет костер-то. Одни звезды остаются.